Хомич с ружьем — стрелять попутных уток, а Том Шин за мотором. Граф пел бардовские песни, т. е. Городницкого, Кукина, Высоцкого, Окуджаву, ну и еще с десяток никому неизвестных имен. Например, «Балладу о кедре» М. Мезенцева[9].
Зимовий на реке убавилось, и ночевали у костра. Одну ночь удалось поспать со всеми удобствами. Коопзверпромхоз, по ненавязчивой просьбе райкома партии, поставил в 300 км от ближайшей деревни базу. Охотничью. Охотников там никогда не видели, зато районное начальство частенько летало сюда на вертолете отдыхать. В этот раз прилетел прокурор. Граф с ним уже встречался на каких-то активах, так что общий язык нашли быстро. Пожаловались друг другу, что никак не могут отстрелять лицензии, попили чаю, выспались на чистых постелях и утром отправились дальше. Марк Парашкин держался все это время в сторонке. С прокурорами ему доводилось встречаться только в суде, и этой традиции он изменять не хотел.
В полдень Витим занюхтил. Спустили собак на берег, и где-то через час услышали лай. Том Шин завел мотор и поплыл вниз по речке, к собакам. За поворотом открылось радующее душу зрелище — собаки носились по берегу, а на мелководье злобствовал сохатый. Бил копытами по воде, угрожал рогами, фыркал, в общем, всем видом показывал псам: ребята, давайте разойдемся по хорошему, а то выйду на берег, вам мало не покажется.
Пока сохатый выпендривался перед собаками, Том Шин подвел лодку на выстрел — метров 30 до зверя, заглушил мотор и началась канонада. У Хомича «вертикалка», у Графа тоже двустволка, у Студента и Тома Шина безкурковки, один Парашкин с десятизарядным «томшинсоном», но он-то как раз и не стрелял, что толку плеваться пульками, которые даже шкуру не пробивают.
От канонады, однако, толку тоже не заметили. Лось, недовольный таким шумным интересом к своей особе, решил переплыть на другой берег. Том Шин повел лодку наперерез. Охотники перезарядили ружья и произвели залп уже метров с 10.
Марк размышлял: что лучше, выпрыгнуть из лодки или пальнуть из револьвера в наглую сохачью рожу, нависшую над ним в опасной близости? Спасло течение. Лодку отнесло на глубину, и лось посчитал недостойным своего высокого положения гнаться за горе-охотниками вплавь. Он оскорбительно повернулся к нашим снайперам задом и… Что тут нашло на Парашкина, тот и объяснить потом не мог: взял и пульнул. Прямо в задницу.
Сказать, что лось обиделся — это, значит, ничего не сказать.
Хорошо, что Том Шин, не успевший перезарядить ружье вместе с остальными и зарядивший, когда все уже смазали, сумел-таки с пяти метров влепить пулю зверю в затылок.
