– Дима, – позвала она меня тихо, но я не смог ей ответить. У меня перехватило дыхание – она позвала меня по-русски. У меня такое имя. В английском невозможно произнести мягкое «и» после твердой «д». – Baby, – позвала она меня снова. – We have to go.
Когда я вышел из номера, она уже сидела за рулем. Через несколько часов мы въехали в очередь машин, медленно направлявшихся к канадской границе.
– By the way, do you have any ID? – вспомнил я.
– Sure.
– Вы везете какой-то коммерческий груз? – спросил меня пограничник и, не слушая ответа, добавил: – Откройте багажник.
Я вышел из машины и открыл. В багажнике лежала пачка «Репортера».
– Зачем вы едете в Канаду? – спросил он, доставая одну газету из-под пластиковой ленты и разворачивая ее.
– Провести выходные.
– А зачем газеты?
– Я работаю в газете. Это редакционные копии, я просто забыл их достать их багажника.
– Отъедьте сюда, – пограничник махнул рукой, показывая, где я могу поставить машину.
Полин отогнала машину на площадку рядом с трейлером, на котором был прикреплен пластиковый канадский флаг, а под ним красовалось на французском и английском: «Добро пожаловать в Канаду». Меня попросили пройти в офис.
– На каком языке эта газета?
– На русском.
– Где она издается?
– В Нью-Йорке.
– Зачем в Нью-Йорке русская газета?
– Там живет полмиллиона русских.
– В Нью-Йорке?
– Да, сэр.
– О чем там написано?
– О жизни русских в Нью-Йорке.
– Есть рабочее удостоверение?
Я достал из бумажника свой пропуск. В окно я увидел, что Полин говорит со склонившимся к ней пограничником.
Когда мы въехали в Монреаль, она сказала, что без чашки эспрессо заснет.
Бар, у которого мы остановились, назывался «Мариот». Деревянная вывеска качалась на цепях над стеклянной дверью. Это было узкое и длинное, как вагон, помещение с единственным высоким окном у входа, свет от которого падал на стойку из потемневшего дерева и стеллажи с бутылками. Стены были выкрашены отвратительной краской изумрудного цвета, под высоким потолком змеились вентиляционные трубы. Над столами горели в бумажных абажурах лампы. Мы устроились в дальнем конце зала за круглым мраморным столом, где едва поместились два блюдца и пепельница.
– Wanna drink something?
– Thanks, dear, I can’t.
Неотрывно глядя на меня, она сбивала пепел прямо на пол. Тогда я впервые задумался о том, сколько ей лет. Может быть, тридцать. Худощавые и светловолосые женщины всегда выглядят моложе. Сейчас, став брюнеткой, она как будто не сильно изменилась. Уже выучив тревожный запах ее тела, я все еще не мог толком рассмотреть ее. Была ли она красавицей? Вряд ли. Свежесть – вот что было самым привлекательным в ней. Ее молодое тело пьянило меня.
