Потом мы едем в мастерские. Они тоже рядом с домом — у нас все рядом, потому что из наших окон виден Кремль. В мастерские Большого театра мы везем вещи в стирку — бо-ольшой баул: постельное белье и всякое там. Прачечная внизу, в подвале, там всегда очень жарко, клубы пара, резкий запах, потому что рядом красильный цех. В прачечной — Люба. Отец входит, все улыбаются: «Марис пришел!»
Потом поднимаемся выше. Отец идет через ступеньку, я еле поспеваю. Проходим мимо обувщиц. Там все вскакивают, радуются: «Ой, Марис пришел!!!» Отцу балетные туфли шьет Дуся. Дуся заполняет баул, опустевший после прачечной, разноцветными туфлями, где на подошве написано «Лиепа». «Тапочки?! В тапочках в гроб кладут, так и запомни, а это — балетные ТУФЛИ!» Когда к нам приходят гости, им дают надевать отцовские туфли вместо тапочек, у него их много — весь шкаф в коридоре ими забит.
А потом самое интересное — пошивочный цех: нам надо отдать рубашки, заузить их в талии — отец так носит. Тут тоже все лица расцветают улыбками: «Марис, Марис пришел!» Отец каждому дарит шутку или словечко. Потом выдвигает какой-то ящичек и берет оттуда ЦЕЛУЮ ГОРСТЬ (!) блестящих больших камней и сует в карман. Никто не возражает, все только улыбаются. Я с наслаждением предвкушаю, что мне тоже что-нибудь перепадет из этого богатства: как я люблю эти камушки! У нас в коридоре рядом с нашей одеждой висят отцовские костюмы: например, костюм Красса — с целыми рядами больших красных камней, или костюм из другого акта — с бледно-розовыми камнями. А из второго акта «Жизели» (у отца много разных «Жизелей») мне больше всего нравится бархатный светло-синий колет с синими камнями и серебряной нитью. Я часто хожу мимо, облизываюсь — так хочется незаметненько срезать один-другой камешек, но знаю, что за это убьют. Не смею.
Сегодня отец взял меня в театр, у него — «Легенда о любви». Сижу тихо на диванчике в углу. Он переодевается: только один раз зайдет за занавеску, а так — не стесняется, и я не стесняюсь. Я так хорошо его знаю, все родинки и точечки на его большой спине и волоски на груди. У него в театре полосатый халат. Отец всегда гримируется сам, а на столике лежит столько всего интересного! Баночки, кисточки, круглое зеркало в ярко-розовой рамке — из-за границы! Особенно я жду момента, когда тоненькой кисточкой он будет рисовать линию по самому краю глаза — над ресницами. «Не смотри под руку», — говорит отец. Я сижу, вздыхаю, не смотрю.
