Число посетителей и их состав постепенно менялись. В интересующий нас период здесь «заседали» студенты-медики из Латинского квартала, и настоящие, и мнимые, приходившие сюда орать дурацкие песни. Студенческая толпа образовывала некое подобие хора. Даже через пятьдесят лет Пикассо еще помнил их репертуар: «Когда я танцую с Гран Фризе», «Жена извозчика», «Три ювелира», «Тридцать первого августа»… Чуждый тому, что называется «настоящей музыкой», он приходил в совершенный восторг от текстов и мелодий этих незамысловатых песен.
Кроме студентов в беретах с ленточками (цвет ленты зависел от факультета), там собирались художники, поэты, писатели и журналисты с Монмартра. Дабы не совершать утомительного восхождения от площади Пигаль или Клиши по разбитым улицам Холма, по вечерам все они заходили посидеть в «Проворный кролик».
В забегаловках Маки, в «Бато-Лавуар» на улице Корто, да и в остальных кабачках Монмартра встречались действительно «маргиналы», порой чудаковатые, а порой и опасные. С ними обстановка напоминала «Двор чудес» для интеллектуалов. Андре Варнод рассказывал об одном громиле с рожей убийцы, одетом в бархат и вооруженном дубиной. Посетителям он предлагал погадать по руке, видимо, этим же он занимался в борделях и игорных домах. В нем подозревали и бандита, и полицейского. Возможно, он был и тем и другим одновременно, а возможно — просто мирным мазилой, судя по коробке с красками, болтавшейся через плечо. Привлекая к себе внимание, он здорово горланил, поэтому редко кто решался отказаться от его услуг и не протянуть ладонь, чтобы узнать свое будущее.
Северини отлично помнил молодого Франсиса Карко, державшегося вызывающе-независимо. В 1908 году его видели с баками и красным галстуком. «Карко, — рассказывал экс-футурист, — симпатизировали все, ведь он пел модные тогда песни Майоля, жестикулируя и гримасничая, как настоящий певец. Публику это страшно смешило, потому что было очень остроумно».
Абсурдные истории и предадаистские песенки Жюля Депаки пользовались не меньшим успехом. «Мсье Жюль» уехал из гостиницы Бускара и обзавелся квартиркой в двух шагах от «Проворного кролика», что позволяло ему появляться здесь в любое время суток, прямо в домашних туфлях с оторочкой.
Хронически недоедавшему Шарлю Дюлену разрешали обходить публику со шляпой, продекламировав стихи Бодлера или Верлена. Чтобы не сомневаться, что он сыт, жена Фреде, Берта, заставляла его съедать с утра бутерброд с мелко нарубленной свининой. Иногда в течение дня этот несчастный, свыкнувшись с насмешками, ходил по дворам и читал стихи, а потом подбирал изредка падавшие из окон медные монетки. На гулянье в Нейи кто-то видел, как он декламировал в клетке со львами. Это было в период ужасающей нужды, и смертельно опасный трюк принес ему пять франков. Свидетели происшествия уверяли, что его голос заглушал львиный рев.
