Народовольцы | страница 16
Муравьев. Я и говорю, милостивые государи, – не из условий русской действительности заимствовали они исходные точки своей доктрины. У нас не было и, слава богу, нет антагонизма между сословиями, многомиллионная масса русского народа никогда не поймет социалистических идей…
Желябов. А мы убедились, что в народном сознании есть много такого, за что следует держаться… В нашем народе древний, а теперь сказать можно, и врожденный инстинкт общего владения землей, привычка сообща решать дела общины, мира. Вот за это и следует держаться. Сознание несправедливого решения вопроса о земле живет в нашем крестьянском народе – вот за это и следует держаться. Не только богу, но и бунту молятся, не только Христа, но и Пугача вспоминают, господин товарищ прокурора! Но мы также убедились, что при тех препятствиях, которые ставит правительство, невозможно провести в народное сознание социалистические идеалы. И мы решились действовать!
Муравьев. И во исполнение такого решения, которое вы слышали здесь, милостивые государи, и был совершен ряд покушений на жизнь его императорского величества. (Тихо.) В этой части моей речи нужны факты и только факты, нужно потрясти неслыханной подробностью фактов. И спокойно, спокойно… (Вновь громко.) Я побью вас, господин Желябов, вашим же оружием, без резких слов, без натяжек…
Желябов. Без натяжек? Да весь этот процесс – натяжка? Кто нас судит? Суд, назначенный сыном убитого, то есть потерпевшим, обиженным, – мы не можем ждать беспристрастия и исторического рассмотрения дела. А между тем на пространстве России в глазах народа и Европы сошлись две силы: русский император и наша партия. Между ними началась кровавая борьба… Началась, господин товарищ прокурора! И судить нас должен третий суд. Я требовал суда присяжных, я объявляю незаконным этот суд, назначенный престолом, состоящий из слуг престола!
Муравьев. Слуги престола, подсудимый Желябов, которых вы так третируете, – все верное ему население великой России, ее народ. И этот народ связывал все свои надежды с возвышенным благородством помыслов усопшего императора…
4
Царский дворец в Ливадии. Внизу море. Входит Александр Второй.
Александр Второй. Ее еще нет. (Оглядывается.) Вода нынче холодна… простудится… резвится, как ребенок. (Улыбается.) «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней». Когда-то шутил над Жуковским, над его женитьбой… и вот сладкая месть провидения, повторяю учителя. Да где же она?