- А я слыхивал - ты пропал.
- Пропал, да нашелся.
- Дай Бог! А здеся что?
- Неволю мыкаю.
- На тя глянешь - не скажешь, что в неволе.
- Так это для кого как.
- Тоже верно, - отозвался воевода и спросил: - У кого же ты?
- У Нагатай-бека. Мож, слыхал? Векилем.
- Постой, постой. Уж не тот ли Нагатай, что на Москве бывал?
- Он самый.
- Ну, брат, тебе повезло.
- Повезло петуху, что в похлебку не попал, да коршун заклевал.
- А что - бек не пущает тя домой?
Этот вопрос Михаил пропустил мимо ушей, его интересовало совсем другое.
- Ты скажи мне, Петро, как там мои... жена, мальчонка. Видал ли?
- Жена твоя жива-здорова. Не беспокойся. Видел её как-то на торгу. Ладная у тебя бабонька. И мальчонка твой растет. Бойкий такой. Так что торопись! - И воевода, засмеявшись, шутя погрозил пальцем.
Услышав его смех, князь Дмитрий оборотился и, глянув в их сторону, нахмурил бровки, полные свежие губы его были упрямо сжаты, а глаза как-то быстро оглядели Ознобишина. Княжич увидел рядом с Мещеряковым смуглолицего худощавого мужчину, по облику вроде русского, но одетого в татарскую одежду, и, не приметив в нем ничего любопытного, отвернулся и заговорил с митрополитом. А Михаил подумал: "Не признал... где ему... махонький был... ничего не помнит".
А воевода, наклонясь к уху Михаила, заговорил приглушенным голосом:
- Что-то у вас тут, Михайла, нехорошо, неспокойно. Намедни мне один верный человек на базаре сказывал, что между мурзами большая вражда идет из-за ханов. Быть крови великой! Чуешь?
- Как не чуять! Чуем. Шатается Орда. Скудеет.
Воевода Мещеряков со строгим вниманием поглядел в лицо Михаила.
- Это хорошо, что ты такой глазастый. Ты, брат, примечай, смотри, слушай... Как что - весточку дал бы. На Москве, брат, теперича другой человек стал, не пужливый. И воеводы славные есть, и воины храбрые. Нам бы знать, что у них деется, чтобы врасплох не застали. Уразумел?
- Уразумел. Беречься надобно. Как не беречься. С ними, супостатами, ухо востро держи, не плошай!
- Вот и я о том. Давай, брат Михайла, землячкам своим помогай как можешь... А мы о женке твоей да о мальчонке попечемся, в обиду не дадим. А там, глядишь, и из неволи поможем выбраться. Московские бояре своих слуг и друзей в беде не оставляют.
- Что женке да мальчонке моему подмогнете, за то низкий поклон и моя верная служба, - Михаил прижал руку к сердцу, - а что ежели выкупа, то погодить надобно. Сам попытаюсь. Есть такая надежа. А ежели неудача, тогды буду бить челом князю Московскому и вам, славным боярам московским.
