- Вышивать? Вышивать золотом?
- Ну да. Всяких зверей, драконов, узоры, - призналась она со смущением, будто бы это пустяк.
- Да тебе, дурочка, цены нету! - обрадовался Михаил, потому что в этом и видел её спасение. - Ты можешь открыть мастерскую. А заказчиков я тебе достану.
- А на что Кокечин возьмет ниток, ткань?
- Пусть это тебя не беспокоит. Будут у тебя нитки, будет ткань!
- О Озноби! Как счастлива Кокечин! - проговорила женщина и, как шаловливая разнеженная кошечка, принялась тереться о его ладонь.
С этой ночи она поняла, что приобрела то, о чем не могла и мечтать. И страхи её рассеялись. Доверчивая от природы, Кокечин поверила всему, что сказал ей Озноби, и не обманулась в нем.
Через неделю Михаил разыскал в квартале ремесленников маленький уютный домик с небольшим внутренним двориком и садиком. С его хозяином Михаил сторговался быстро и приобрел домик за сравнительно небольшую сумму. И счастливая Кокечин перебралась туда со своими нехитрыми пожитками и большой надеждой на будущее.
Глава двадцать четвертая
Однажды приехал из города на своем сером всклокоченный и возбужденный Костка. Завидя Михаила, с криком слетел с осла, подбежал к нему и вцепился костлявыми пальцами в рукав его халата.
- Пошли, пошли живее, Михал...
- Куды ты меня тащишь? - спрашивал Михаил, упираясь и стараясь освободить руку.
- Там, - говорил Костка, тяжело дыша, - во дворе сарайского владыки... полон двор русских князей. И московский с ними.
Михаил так и ахнул:
- Неужто князь Митя пожаловал?
- Там три каких-то отрока. И митрополит Алексей. Да сдается мне, что собираются оне отъезжать.
- Царица Владычица! - воскликнул Михаил и схватился за грудь: от этого известия у него зашлось сердце, какой-то ком подкатил к горлу, мешая дышать, в глазах сверкнули предательские слезы. - Уезжать? Были тут, а мы и не ведали о них?
- Выходит, так, - подтвердил Костка, беспомощно разводя руками и моргая реденькими ресницами.
Михаил скоро оседлал коня, вскочил на него и прямо со двора пустил его в галоп. Пролетев всю улицу, он вынужден был остановить вороного: поперек его пути из боковой улочки медленно двигался караван - верблюд за верблюдом, осел за ослом, груженные объемистыми поклажами, шли и шли, сопровождаемые людьми в халатах и чалмах, позванивали колокольчики на шеях верблюдов, стучали копыта по твердой утоптанной земле.
Спешившись, Ознобишин взял своего коня под уздцы. Эта непредвиденная остановка заставила его нервничать и кусать от нетерпения губы. Костка нагнал его, и Михаил, не поворачивая головы, сказал с обидой в голосе:
