Неволя | страница 75



За ним на тонконогих скакунах по двое десятью рядами следовали юноши в светлых шелковых одеждах и светло-алых чалмах, украшенных перьями.

Один красивый юноша с черными усиками выскочил вперед и, осадив коня перед челядью Нагатай-бека, крикнул:

- Эмир Тимур-ходжа!

Все разом рухнули на колени и уткнулись лбами в землю. Наступила такая тишина, что стало слышно, как гудят шмели, чирикают воробьи да похрапывают и топают лошади.

Опасения Джани оказались не напрасными, Тимур-ходжа вспомнил все-таки о Нагатаевой дочке и о своей клятве жениться на ней и разодетым грозным женихом явился в усадьбу.

Раболепное почтение челяди понравилось эмиру. Он с удовлетворением оглядел согнутые спины в полосатых халатах и милостивым взмахом руки позволил всем подняться с колен.

Встревоженной перепуганной кучкой застыли слуги и рабы Нагатай-бека и со страхом уставились на бородатого одноглазого человека в белых одеждах, от одного слова которого зависели теперь их жизни.

Тимур-ходжа приметил Михаила Ознобишина и поманил пальцем.

Михаил приблизился без страха: он догадался о причине прибытия эмира и на его вопрос, где хозяин, сообщил, что Нагатай-бек ещё весной отбыл на летовье.

- Один?

- Нет. С дочерью, - последовал бесстрастный ответ.

Коричневый миндалевидный глаз эмира округлился, лохматая черная бровь изогнулась и приподнялась, но сомнение его длилось недолго, он тихо спросил:

- И не возвращались?

- Не возвращались, - сказал векиль без всякого смущения, продолжая высоко держать голову и глядеть в лицо эмира. Михаилу было любопытно, что же предпримет эмир: закричит, начнет бесноваться или проявит выдержку? Тимур-ходжа подумал немного, затем как-то безнадежно глубоко вздохнул, как вздохнул бы любой человек от большого огорчения, развернул своего жеребца и потерянным, разочарованным, печальным женихом выехал со двора. Михаилу же стало жаль его: как, должно быть, саднит его гордое, самолюбивое, не знающее отказов сердце! Нет ничего горше, когда долго оберегаемая, взлелеянная надежда, подобно срезанному цветку падает и умирает. Что тогда остается человеку? Пустота. А ведь, вероятно, эмир не одну ночь провел в раздумьях и мечтах о Джани, луноокой прелестной вдове, которую хотел взять в жены.

Когда ворота за непрошеными гостями затворились, все облегченно вздохнули и разошлись по своим делам, а Михаил тотчас же отправил мальчика-слугу Надира верхом в степь сообщить Джани о появлении Тимура-ходжи в их усадьбе. Надир возвратился через пятнадцать суток. Он передал, чтобы готовили приданое, все, что нужно для этого: одеяла, подушки, ковры, кошмы - все по пятьдесят, и отправили бы немедля в степь, так как госпожа выходит замуж за Бабиджу-бека. Эта неожиданная весть привела Михаила в смятение, первым его желанием было вскочить на коня и скакать в степь, помешать этой нелепой, немыслимой свадьбе. Но немного погодя остыл, одумался.