- Что ты, Михал, все навесы да навесы, - прервала его Джани, поглядывая на него смеющимися глазами. - Скажи ещё о чем-нибудь.
Ознобишин удивился.
- О чем?
- Неужели не о чем?
Джани легла навзничь, раскинула руки и, глядя вверх, в светлое небо, сказала:
- Небо-то какое! И как хорошо дышится!
Затем через некоторое время приподнялась, опершись на локоть.
- Что-то мне холодно.
Михаил заботливо и поспешно накинул на её ноги вторую попону, и она поблагодарила его ласковой улыбкой.
- Сядь со мной, - попросила она.
Михаил послушно опустился на траву рядом с ней. Она по горло была укрыта попоной. Глаза её как-то странно и лихорадочно блестели. По всему было видно - она в волнении, и её волнение передалось ему. Его вдруг начал бить озноб. С трудом сдерживая дрожь своего тела, он плотно стискивал зубы, чтобы не лязгать ими. Он с беспокойством спросил:
- Тебе не холодно?
- Нет. Ничего.
Дрожащие её пальцы нашли его руку.
- Какие леденющие! - Она стиснула его пальцы. - Да ты же застыл! Иди сюда! Вдвоем нам будет теплее!
Он сразу подумал: "Встать и отойти!" Но не сделал этого, боясь показаться смешным; ещё он подумал: "Она - госпожа, а я - раб. Она мусульманка, а я - христианин. Да из моей шкуры сделают решето. А, пропадать..."
Ее легкое дыхание пробежало по его лицу, он поглядел в её близкие глаза, ставшие большими черными кругами, и, когда приблизил свои губы к её теплому маленькому рту, сказал по-русски: "Джани, милая", - и она отозвалась: "Милый, Озноби!.."
...Он пробудился первым. В предутреннем свете все вокруг, до мельчайшей травки, было хорошо видно. Приподняв голову, Михаил заметил, что спина Джани обнажилась, и сдвинул попону так, чтобы укрыть её всю. Женщина безмятежно спала, и губы её слегка вздрагивали в полуулыбке.
Прошло немного времени, и она проснулась, открыла глаза.
Она улыбнулась и протянула к нему руки, затем серьезно и внимательно поглядела в его лицо, приподнялась и припала к его груди. Она сказала:
- Я - твоя жена.
Михаил молча погладил её плечо, волосы, однако взгляд его остался печален. Джани, догадавшись о его мыслях, сказала:
- Нет, ты не должен думать об этом. Раз я твоя жена, ты отныне свободен. Можешь идти куда угодно. Хочешь, я отпущу тебя на Русь?
Подумав немного, добавила с горечью:
- Но это убьет меня. Я буду несчастна.
Михаил встал на колени, и она встала на колени. Он прижал её к своей груди, погладил узенькую спину и сказал:
- Больше всего на свете я хотел бы, чтобы ты была счастлива.
