Неволя | страница 37



- Можно ли этому верить? - спросил он наконец, и губы его покривились.

Мансур прижал руку к сердцу и закрыл глаза.

- Дервиш Мансур всегда говорит только правду.

- Поклянись, что никто не знает об этом, кроме нас. На Коране поклянись!

Бабиджа протянул двумя руками толстую книгу в крепком кожаном переплете. Дервиш возложил на неё правую покалеченную руку и произнес четким ясным голосом:

- Клянусь! Да пусть Аллах покарает меня, если это ложь!

Бабиджа, волнуясь и торопясь, достал два динара, потом ещё один, а затем сунул весь кошель с оставшимися деньгами в руки изумленному дервишу и сказал:

- Ты должен молчать, иначе наш общий друг окажется в беде. Давай сюда платок!

В это время в соседней горнице раздался шорох, как будто что-то упало на мягкий ковер. Бабиджа поспешно сунул платок за пазуху и принялся молиться. Дервиш бесшумно, как тень, метнулся за занавеску, потом так же бесшумно предстал перед Бабиджей.

- Никого.

- Жаровню!

Шелковый платок сразу вспыхнул, пламя едва не охватило пальцы Бабиджи, он бросил горевший платок и попросил Мансура ещё раз рассказать о находке. Слово в слово поведал дервиш о своем приходе в дом Нагатая и о том, как он увидел торчащий из-под ковра кончик платка. Он не придал бы этому никакого значения, если бы Джани, дочь Нагатая, с озабоченным видом не вошла в горницу и, не отдав ему салям, не принялась осматривать все вокруг. Но когда она удалилась, а за висевшим над входом ковром раздался кашель знакомый кашель, слышимый им во дворце...

- Молчи! Молчи! - прервал его Бабиджа, не в силах более слушать волнующий его рассказ.

Он поверил каждому слову дервиша. Иначе и не могло быть: царевич Кильдибек мог найти надежное убежище только у Нагатая. "Ах, безумный! Безумный! - упрекал он мысленно своего друга. - Ни своей головы не жалеет, ни своей дочери!"

Всем известно, что Нагатай-бек осторожный человек, никогда он не поддерживал ни царевичей, ни эмиров, а был верен лишь одному хану. Но царевич Кильдибек сам старался заручиться его поддержкой. И все из-за его дочери Джани. Царевич был дружен с её мужем, Ибрагим-багадуром, а когда тот погиб, стал оказывать особые знаки внимания его жене. Как это всегда волновало Бабиджу! Как это его пугало! Царевич давно бы заслал сватов, если бы Джани не объявила о трауре по своему мужу.

Вечером Бабиджа поехал к Нагатаю, прихватив с собой арабскую шкатулку из черного дерева.

Дом Нагатай-бека находился за городом, среди садов и пригородных усадеб знати. Чтобы до него добраться, Бабидже понадобилось пересечь весь город, проехать мимо дворца хана, где появляться в настоящее время было небезопасно, ибо ханская стража хватала всех подозрительных. Но Бабиджа, пренебрегая этой опасностью, пустился в путь и через полтора часа достиг пределов города.