Тут вошла Елена Львовна и сказала:
— Кашкин! В процедурную!
И все, больше ничего. Если бы Катя Васильевна вошла бы, например, она обязательно стала бы в наши дела лезть и сказала бы, чтобы мы не шипели, как бездомные коты, а разошлись по-хорошему. И еще сказала бы, что я уже большой и как мне не стыдно. Но Ивановых же двое! Так бы я и сказал, если бы Катя Васильевна зашла.
А Елена Львовна ничего такого не сказала, только меня позвала — и все. Она процедурная сестра, уколы там всякие делает, капельницы, а за нами не следит. Если бы все взрослые были такими… тут я не успел додумать, потому что Елена Львовна крикнула:
— Ну, скоро ты там?
— Я тапочки искал, — сказал я, и мы пошли.
В процедурной везде кафель, как в ванной, только там не тепло, а холодно. От холодильников, наверное, их там четыре штуки стоит. На одном написано: 0(1), а на других еще: А(2), В(3) и АВ(4). Это группы крови, значит.
— Садись, — сказала Елена Львовна.
Я сел на табуреточку такую круглую у стола. Стол посередине стоит, длинный, и весь пленкой закрыт. Это чтобы от крови не пачкаться.
Так что я сел, а Елена Львовна подстелила такую большую клеенку, чтобы рука не мерзла, и для чистоты тоже, и сказала:
— Руку давай.
— Правую или левую? — спросил я.
— Какую не жалко, — сказала Елена Львовна.
Она иногда так шутит, что непонятно, правда она шутит или нет. Потому что у людей по глазам видно, когда они смеются. А у Елены Львовны они не смеются.
Я головой повертел, чтобы посмотреть, чего мне собираются делать. Если пробирки стоят в пенальчике таком, то это одно дело, а если шприцы на столе лежат, то совсем другое, правда ведь. Там у стола стояли разные стойки, на которые капельницы вешают, но ни пробирок, ни шприцев не было.
— А мне чего, капать, что ли? — спросил я.
Вообще-то капельницы — не для процедурной дело. Их в палате ставят, потому что больные, то есть мы, лежать должны. Долго ведь. Так что понятно, почему я удивился.
— Что ли, что ли, — сказала Елена Львовна и подушечку положила такую кожаную, длинную, как колбаса.
Это под руку, чтобы не очень уставала и прямо лежала.
Ну, я подумал и правую руку дал. Если левую дать колоть, то придется смотреть на окно, а оно почти все белой краской закрашено — и ничего интересного. А если правую — то видно дверь. Она, конечно, закрыта сейчас, но вдруг кто-нибудь придет.
Елена Львовна мне рукав закатала до плеча, руку выше локтя жгутом перетянула и стала вены щупать. Пальцы у нее такие… сухие, вот. От спирта. Вот и сейчас ватку на бутылочку положила, два раза перевернула, чтобы спирт попал, и внутри локтя, у синей вены, смазала. Сразу холодно стало. А Елена Львовна за иголку взялась уже.
