Сложность заключалась в том, что купить ее за бесценок согласился лишь один дилер в Эванстоне, а жили мы тогда в Скоки. Вернее, сложность заключалась не в этом, а в том, что к тому времени «бьюик» ездил только задом. Поэтому я выехал в Эванстон в четыре утра. По пустынной в этот час улице Демпстер мы с «бьюиком» беспрепятственно добрались до перекрестка с Найлс Центер Роуд. Там нас остановил полицейский. Он подъехал сзади, то есть уткнулся нам прямо в лобовое стекло.
Я последовательно произвел следующие действия: сосчитал до десяти, походил по линии и подышал в трубку. Только после этого полицейский сказал:
– Вы не пьяны.
– Я знаю, – ответил я.
– Почему же вы едете задом наперед? – спросил полицейский.
– Потому что он только так и едет, – сказал я.
– У «бьюика» вообще дерьмовая трансмиссия, – сказал он.
– Дерьмовая, – согласился я.
– Русский? – спросил он.
– Американский, – сказал я, похлопывая автомобиль по капоту.
– Да не «бьюик», а вы?
– Русский.
– Куда же вы едете? – спросил он. – Надеюсь, не в Даунтаун.
Я объяснил. Он сказал:
– Вам нужно было вызвать специальную службу.
– Дорого, – сказал я.
– Вообще-то я должен выписать вам штраф и припарковать вашу машину. Но я вам помогу. Я поеду впереди, а вы за мной, но упаси вас Бог ударить меня сзади. Кроме того, если меня вызовут по рации, я оставлю вас, и вы обещаете, что не сдвинетесь с места.
Я разнервничался. Мой английский и так худ, а когда я нервничаю, он становится ужасающим. И я перепутал слова. Когда до меня дошло, что добрый полисмен поведет меня до самого Эванстона и прощает мне все прегрешения, я хотел сказать ему: «Thank you!» Но вместо «thank»
я употребил другое слово, которое тоже в транскрипции начинается на «ф» и которое мне неудобно воспроизвести на бумаге. Я сказал, проникновенно и благодарно:
– F... you!
– What? – спросил полицейский.
– F... you very much! – повторил я с вежливым поклоном.
Некоторое время полицейский смотрел на меня огорченно – так, как смотрят вслед уходящему поезду, который отправился со станции раньше времени, указанного в расписании. Потом его охватила истерика.
– F... you, – рычал он, захлебываясь от смеха и хватаясь двумя руками за кобуру. – Very much...
– Sorry, – сказал я.
– Нет-нет, – задыхался он, – давай, давай... Я буду рассказывать об этом внукам...
Наконец он успокоился, вытер слезы, и мы поехали. На прощанье я пожал ему руку и хотел снова поблагодарить, но он сказал:
– Достаточно! Я понял...
