– Хорошо работать Сенкевичем.
Передачу смотреть Алеша не захотел, и они ушли, поблагодарив за хлеб-соль, вино и взаимопонимание.
Алеше стало грустно. Он так устал оттого, что отец сегодня его несколько раз не признавал, оставлял одного, однажды насовсем. Все это уже не казалось ему случайностью и игрой. Они шли по галерее, и ему представлялось, что дом этот, как песочный замок, тоже когда-нибудь исчезнет вместе со всеми его обитателями, и они с отцом исчезнут. Но ему почему-то никого не было жалко. Ему было все равно, умрет он или нет. Но он все же спросил отца о том, о чем хотел спросить еще днем:
– Папа, а как это меня совсем не было?
Отец остановился. Он тоже устал за день. На лице его была та же улыбка, что и на пляже, когда он спал. Отец приоткрыл дверь в темную пустую комнату. В гамаке, подвешенном на двух привинченных к полу столбах, лежали арбузы.
– Видишь? Тебя здесь нет.
– Вижу.
– Вот так тебя нигде не было.
Дома Алеша, быстро скинув одежду, бросился в постель. Тело стало тяжелым, но при этом куда-то летело. Сквозь сон Алеша услышал, как отец разговаривает сам с собой:
– Подумать только: сколько человеческого материала уходит на жизнь… А и то правильно – из ничего ничего ведь и не сошьешь.
* * *
День еще не догорел, когда Алеша проснулся. Отца рядом не было. Мальчик быстро натянул шорты и выскочил во двор. Куры возились в загоне, значит, хозяева ушли спать. И на дороге пусто. Алешка побежал к морю. Малиновое солнце коснулось туч, и высоко над ним взошла прозрачная, еще не набравшая силы луна. До темноты оставалось совсем немного. Ночи здесь не приходят, а падают, как подстреленные.
Отца он увидел издалека. Напротив него стояла та, летающая женщина. Отец держал ее за ладони, подбрасывал их вверх и что-то быстро говорил. Так однажды подбрасывал он ладони Алеши, когда тот набрал в лесу волчьей ягоды и хотел ее съесть. Ягоды подпрыгивали и рассыпались, а отец, испугавшись, кричал. Сейчас он тоже кричал, а женщина, кажется, плакала.
О том, что отец обманул его и ушел на море один, Алешка уже почти не думал. Но когда тот успел познакомиться с этой женщиной так, чтобы подкидывать ее ладони и чтобы она при нем плакала? Или они были знакомы до этого и оба притворялись? Зачем? В это он поверить не мог.
Но что-то случилось. Вдруг вспомнилась фраза отца: «Это тебе не козявки трескать!» И еще слова старика на рынке в Ильичевске: «Не бери в голову, клади в карман». Чушь какая-то! Но вся она была из той веселой, беззаботной, понятной жизни, которая кончилась. В этой, новой, его дар проницательности никому был не нужен. Никто не ждал от него откровения. Его здесь вообще не ждали.
