Все это было грустно – и телевизор за стеной, работавший с шести вечера и до ночи, и пианино. Один (или одна) ничего не делал вечерами, и его (ее) жизнь была пуста. Другая (или другой) постоянно занималась – но зачем? Сначала из нее не выйдет талантливой пианистки, потом она выйдет замуж, и через пару лет инструмент будет покрывать мохнатая пыль, а потом его продадут, потому что некуда будет ставить детскую кровать и нужны будут деньги.
Такое вот настроение. Я говорю себе, что это от вчерашней усталости и от жары.
В очередной жаркий день я поехал в Д. Выехать рано не удалось – заснул от жары под утро и встал поздно. Солнце скрывала пелена, и было душно.
Я свернул со своего привычного маршрута, чтобы проехать через парк, где дышалось легче.
Так было длиннее, но приятнее. Отдохнул возле пруда слишком правильной вытянутой прямоугольной формы и поехал дальше. Сперва мне еще встречались мамаши с колясками и дети, но потом не стало и их. Жара обезлюдила даже парки.
Я не хотел забираться совсем далеко в чащу, чтобы не делать большой петли, но это не удалось. Как часто бывает, моя дорожка стала мельчить и превратилась в узкую тропинку, упершуюся в старый бетонный забор. Забор шел не перпендикулярно, а под углом к тропинке, а она, в свою очередь, поворачивала и петляла вдоль него в глубь леса.
Возвращаться я не люблю, тем более что, возвратившись, я должен был ехать по жарившемуся на солнце шоссе. И я поехал дальше по тропинке. Но потом пришлось слезть – она стала совсем узкой и неровной, из нее выпирали корни, а поперек лежали толстые ветки. Плотно стоявшие плиты забора не давали посмотреть, что он скрывает, но я был уверен, вспоминая карту, что там кладбище. Но, опять же, по карте, кладбище не было таким большим. Затем я увидел в заборе ворота и, продравшись сквозь вставшую на дороге высоченную траву, оказался на железнодорожной колее. Одним концом она скрывалась в лесу, а другим – за металлическими решетчатыми воротами. Внутри шел еще один забор с воротами, сетки наружных и внутренних ворот накладывались друг на друга, но казалось, что дальше внутри есть еще забор. Людей не было.
Стрекочут кузнечики. То неслышно, то вдруг оглушительно. Я тяжело дышу. Вроде ничего особенного, но тяжело. Поднимаю голову. Солнце плавит небо, делая из него мутный белый колпак.
Я стою перед решетчатыми воротами на железнодорожной колее, руки сжимают велосипед. На секунду мне кажется, что я так уже стоял когда-то в прошлом. От всех предметов исходят, как бы излучаются множественными прозрачными тенями их очертания. Очень жарко. Лучшее, что можно сделать, – добраться до Д. и сунуть голову под холодный душ. Я ухожу с колеи и иду по продолжению тропинки, веду велосипед, тупо переступаю ветки, огибаю деревья, не замечая поворотов и направления. Затем я сижу на поваленном стволе и еще через какое-то время выбираюсь на просеку.
