Первым погиб Мишка, младший. В самом начале войны. Мишка учился в мореходке. Они возвращались из учебного похода. Немецкая подводная лодка расстреляла катер, на котором они шли, в упор, а затем, будто проутюжив море, прошлась прямо по головам тонувших ребят. Не спасся никто. Двадцать восемь человек, и среди них его сын. Остались навсегда где-то в море. Где?
Тогда Сафонов долго стоял на берегу, и временами ему казалось, что сквозь волны он видит тянущуюся вверх руку сына. Нет, этого не может быть, — уговаривал он себя и срывался с места, искал лодку и прочесывал море.
Старший погиб в самом конце. Они всю войну воевали рядом, а вот увидеться не пришлось. Как все случилось, он узнал только после победы. Судно потопили в начале марта. Сафонову рассказали, что сын его отдал спасательный пояс раненому механику. Если бы это было их море — ласковое и теплое!.. Спасатели подошли через два часа, но в море уже не было людей. Мертвые, кругом плавали мертвые. Они все замерзли. Спаслись лишь ранены© на спасательном боте.
Было у Сафонова только два сына.
После демобилизации. жена не хотела, чтобы он уходил в море. Но что значил он без моря? И Сафонов уходил — на Кубу, к Австралии, во Вьетнам. Возвращаясь, знал, что его ждут. Он всегда узнавал ее фигуру на белом берегу, что открывался длинной полосой сразу же за портовым молом. Он не догадывался, жена скрывала от него, что, когда его не было, она часами каждый день стояла на самой крайней точке мола. О чем она думала?
В тот день шторм разыгрался внезапно. Волны уже перекатывались через мол, но ее будто что-то гнало вперед. И ни одна не задела ее: они словно расступались перед нею. Так она и дошла до самого конца мола. Больше ее не видели. Море приняло ее, пропустив к сыновьям.
Сафонов ушел с корабля. Ушел, чтобы быть как можно дальше от моря. Чувство вины не покидало тогда его ни на мгновенье. Если бы не он, не его любовь к морю, может быть, все было бы не так? Живы были бы сыновья и обязательно — жена… Из города, где он родился и где родились его сыновья, Сафонов уехал и несколько лет мотался по стране, пока не очутился здесь, в пустыне.
Сафонову стало вдруг душно. По всему телу, собираясь в струйки, проступил горячий пот. Сафонов повернулся на стуле к двери и подумал, что до крыльца ему не добраться. Чего-то ему не хватало. Чего? Сердце. Он почти не слышал, как оно бьется. И море. Сафонов не хотел признаться себе в этом, потому что признаться значило сейчас простить, а простить он не мог. Сафонову не хватало моря.
