— Точно так, — по-боевому ответила Светлана Андреевна.
— Ну почему я не родилась мальчиком! — воскликнула Рита. — Кадет — так здорово звучит.
Но сейчас, вспоминая свой громкий вопль, Рита испугалась — нет, здорово то, что она не родилась мальчиком. Зачем? Если на свете есть Иван Гришкин?
На диктофон она до сих пор ничего не записывала, кроме голоса Ивана. Рита надела наушники и укрылась с головой.
Ну вот, теперь он с ней, под одним одеялом с ней, его голос. Она записала его на последней репетиции. Вникая в каждый звук, замечая перемены в интонации, Рита услышала то, о чем говорила мать Ивана.
Слезы хлынули сами собой. Рита не останавливала их. Его мать права, в этой маске он пел иначе. Но дело не в маске, а в ней, без всякого смущения призналась она себе.
Да, да, она уверена. В его песне появилось то, чего не было раньше. Мать Ивана угадала: то, что она называла словом «это», — любовь.
Голос Ивана умолк, Рите стало жарко как на нестерпимом обжигающем солнце. Когда-то родители взяли ее с собой на Черное море, а она обгорела в первый день. Тогда Рита была малышкой, примерно как Петруша, крем от солнца казался слишком липким. Мама намазала ее, а она тайно стерла.
Сейчас она тоже казалась себе липкой. Особенно мысли — не оторвешь.
А если Иван не сможет завтра петь? Ей что, одной ехать в Новосибирск, в спортивную школу? Да зачем она ей без Ивана? Зачем ей грант? Теперь она может признаться, что согласилась бороться за грант только из-за Ивана.
Рита откинула одеяло, поежилась. Не так жарко. «Жар-ко», — поделила она слово на слоги.
Жар! Да, у Ивана жар. Никто не станет ждать, когда он снова будет в голосе.
Рита упала на подушку, дрожа от холода. Она натянула одеяло до самого носа. Ей снова захотелось плакать, но уже по-другому. Так плачут от боли. Недавно она уже плакала так — споткнулась на лыжах и ушиблась. Иван помог ей встать и тихо сказал:
— Не плачь, сейчас я заберу твою боль. — Он взмахнул руками над ее головой, потом поманил кого-то, отступая на шаг, поморщился, а она удивилась. На самом деле боль прошла.
— Видишь, я могу стать тобой, — таинственным голосом сказал он.
А она может стать… им? Иваном Гришкиным, который поет так, как никто?
Ритина пижама прилипла к телу. Жар! У нее тоже жар, в точности, как у Ивана?
Она села, потрясенная новыми ощущениями. Если она может стать Иваном больным, то, значит, здоровым тоже?
Голова работала быстро как никогда. Та-ак, они с Иваном примерно одного роста. Нет, неправда, он немного выше ее, шире в плечах. Но если надеть малицу, станет незаметно. Шаманская маска скроет лицо.
