Мужчины говорили, что такая, как она, не должна заниматься этим, спрашивали, зачем она это делает, уговаривали перестать (разумеется, после встречи). Это, с их точки зрения, непонятное и телом яснее всего осязаемое противоречие, противоречие между куртизанкой в их представлении и Апсихе, для нее было самым объективным и величественным доказательством того, что она там, где ей место. Они говорили, что ее слишком много, что она избыток всего, чего можно желать, в своей головокружительной очарованности они утрачивали остроту зрения и совсем не видели, хочет их Апсихе или нет. Потому что самое настоящее желание – то, которое, будто тяжелый плоский лист железа, ударит по голове, когда нет ни желания, ни необходимости пробовать вообразить желание другого человека или его нехватку, а в то же время неосмотрительный человек сам становится листом железа, который бьет желанием. Желание – одно из самых ощутимых доказательств того, насколько человек отделен, сокрыт в себе и одинок.
А Вожак, думала Апсихе, появится тогда, когда она будет в самом плачевном состоянии, потому что именно такая она и есть. Значит, ждать осталось недолго.
Зачем родилась Апсихе?
Смех души, провожавший Апсихе на каждую встречу с мужчиной, начал меняться.
Полость шкуры, еще недавно заполненная удивлениями новой школой и всем, что до сих пор лилось туда с необыкновенной скоростью, начала сжиматься, сохнуть, испаряться, осталось только несколько небольших комьев пыли. Та пыль – все, что познала Апсихе благодаря троице, – была совершенно пустой, напрасной и в то же время она была одним из алтарей души Апсихе.
Апсихе чувствовала, что близился час, когда даже эта школа чистоты и покоя, этот священный великан с жаркими и открытыми объятиями, когда и эта тренировка человечности начнет сбрасывать широкие, сильные, сочные листья, вызывая не только небольшую ностальгию, но и необыкновенную радость от понимания, что конец этой эры звонко провозглашает начало эры нового великана, нового счастья.
Смех души всегда поначалу бывает импульсивным и звонким, экстатичным и неостановимым, он в любое, как минимум, время суток расползается в улыбке и волнует сердце и ум вызовом зваться тем, кем не звали до сих пор. Позже, с ростом ненасытности смыслов человечности, когда объятия великана становятся все жарче и жарче, Апсихе начинает множиться. Она греет так, что кое-где поверхность начинает плавиться и липнуть к объятиям великана. А если великаны очень близко, она оплавляется и так слипается от жары, что начинает чувствовать, как внутри великана струится кровь, понимает, что пора прорываться наружу. Совсем безболезненно, почти без усилий, при самых благоприятных обстоятельствах.
