Дневник читателя. Русская литература в 2007 году | страница 5



Том «Литературных памятников» позволяет увидеть, как работал Солженицын. Разумеется, творческая история каждого солженицынского произведения достойна пристального внимания исследователей и здорового интереса «обычных» читателей, но все же случай романа «В круге первом» – особый. И потому, что это первая завершенная проза Солженицына, писателя, который по-настоящему обрел себя именно на этой стезе (а не в поэзии и драматургии). Именно здесь были явлены две основные тенденции Солженицына-повествователя, напряженное «противоборство» которых во многом определяет его поэтику: установка на сжатость (действие охватывает три дня), подразумевающая «символичность» описываемых событий, и установка на всеохватность (обилие персонажей, сложное переплетение многочисленных сюжетных линий, которые лишь поперву видятся «автономными», но в итоге оказываются сцепленными и «зарифмованными», а потому запечатлевающими ускользающую от обычного взгляда целостность бытия). И потому, что судьба романа была особенно сложной, о чем напоминают даты под авторским предисловием:

написан – 1955-1958

искажен – 1964

восстановлен – 1968.

Рассказу о том, что стоит за этими тремя короткими строками, посвящены сопровождающие текст статья «Судьба автора и судьба романа» и обширные комментарии, основное содержание которых составляют:

...

1) наиболее значительные варианты ранних редакций <…>; 2) выявление автобиографических мотивов в образе главного героя – Глеба Нержина; 3) связь этого героя с чередой автобиографических образов дороманной и послероманной поры; 4) общие с другими произведениями Солженицына мотивы; 5) фиксация попутных замечаний автора и обмен репликами между А. И. и Н. Д. Солженицыными в процессе работы над первым авторским изданием полной, «атомной» версии романа…

Для исследователя в равной мере важны текстология, биография и поэтика (о которой немало существенного говорится в статье), однако такое единство интересов (вроде бы необходимое любому филологу) встречается совсем не часто. И еще реже оно сочетается с глубоко личным отношением к «объекту исследования», которое ощутимо в каждом абзаце статьи и примечаний Миры Геннадьевны Петровой, чье творческое сотрудничество с Солженицыным началось сорок лет назад – осенью 1966 года.

Вот что написано о Мире Геннадьевне в «Невидимках» (пятом дополнении к «Теленку…»):

...

…она была так талантлива на восприятие литературы, что заменяла мне сразу 10–20 других читателей – бесценное качество для подпольного писателя: всякую новую главу, страницу довольно было проверить на ней одной. Вообще писателю, столь занятому сокрытием, утайкой, подчиненному внешним механическим требованиям конспирации и ее жестких сроков, грозит опасность не соблюсти неторопливого эстетического созерцания пропорций и деталей в сделанном. Именно об этом нередко напоминала мне Мира. Потому она и заняла такое особое положение – в стороне ото всей моей конспирации: она сохраняла мне отдельную заповедную территорию, где был я не конспиратор, а чистый писатель <…> Она была и проверяющий мой собеседник: до нее – ни с кем, а после нее только с женой моей Алей я разговаривал о работе в самом ходе ее, а иногда и прежде первого построения. Это – хрупкий разговор, он может разломать весь замысел, если собеседник не ты же, отщепленный, а чужероден. Этот разговор велся не в реальном пространстве, а в эн-мерном литературном, он не подгоняем был временем (как все в моей жизни подгонялось), ему не требовалось подчас бумаги и карандаша, записать, это была медленная переставка и проверка основ – методов и конструкций в разных лучах сопоставлений. В таких разговорах выясняются и могут быть избегнуты многие ложные пути.