Дневник читателя. Русская литература в 2007 году | страница 25
Читать в «Знамени» стоит «Петербургские письма» Леонида Зорина и «бенефисную» подборку филолога Вадима Баевского (три этюда о Мандельштаме, размышления о «нашей университетской науке», воспоминания о М. Л. Гаспарове). Прочитав Зорина и Баевского, понимаешь, чем «иллюзия» отличается от надежды.
19 февраля
Мы весняночку поем
Зря я сетовал в конце прошлого года на недород романов – обеспечили наши журналы будущему букеровскому жюри широкий фронт работ. Нынче с «крупными формами» – полный порядок. По крайней мере – по части количества. «Октябрь» (№ 2) начал печатать «Редкие земли» Василия Аксенова, «Новый мир» (№ 2) – «Матисса» еще недавно «молодого», а теперь входящего в большую силу Александра Иличевского, «Дружба народов» – «Лотерею “Справедливость”» почти столь же перспективного и ласкаемого литературной общественностью Сухбата Афлатуни. Выводы делать рано – надо бы дожить до марта и прочитать окончания. Пока замечу, что «Редкие земли» все-таки бодрее, чем прошлогодняя «Москва-ква-ква». Не в последнюю очередь за счет возвращения (возрождения) героя давних очаровательных детских книг Аксенова «Мой дедушка – памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит», естественно повзрослевшего, нажившего бешеные деньги и чертову тучу коварных ворогов (то есть ставшего «олигархом первого ранга» – догадайтесь: каким именно?), но сохранившего веселый авантюрный дух. В эпизодах возникают и другие знакомые лица.
Трое остальных (сокамерники чудо-олигарха, коего ослепительная и неукротимая боевая подруга в описываемый момент освобождает из узилища. – А. Н. ), до этого безмятежно посапывающие в сладких снах, услышав родимый советский голос, стали протирать свои глазенации и садиться в шконках. Потрясенный автор (несравненный «Базиль Пауль Окселоттл, эсквайр», принимающий непосредственное участие в им же изобретаемых головокружительных приключениях. – А. Н. ) немедленно узнал в них своих героев из предыдущих сочинений, которых нынешний критик Земнер Макар Андреевич предпочел бы забыть, как сон, но не сладкий, а дурной с его точки зрения (а то с чьей же еще? –