Он носил новую одежду, ездил на работу и возвращался домой, пил гораздо больше, ел добавочные порции, хотя есть не хотел. Прошла неделя, и новая одежда уже не казалась такой подогнанной и аккуратной. Она стала мешковатой.
Вилли подошел к весам в ванной с тяжело бьющимся сердцем. У него начало резать в глазах и заломило в голове. Позже он обнаружил, что так сильно прикусил нижнюю губу, что она кровоточит. Образ весов принял детские оттенки ужаса — весы стали людоедом.
Вилли стоял перед ними наверное минуты три, покусывая нижнюю губу, не замечая ни боли, ни соленого привкуса во рту. Был вечер. Внизу Линда смотрела телевизор, а Хейди подводила домашний баланс в его кабинете.
Он вступил на весы, как на эшафот.
Вес 188 фунтов.
Одним корявым кувырком перевернулся его желудок. В этот момент Вилли очень удивило, почему его не вырвало. Он сосредоточенно боролся, пытаясь сохранить ужин внутри себя — ему была необходима эта пища — теплые, здоровые калории.
Наконец, тошнота прошла. Вилли посмотрел вниз на шкалу и ему вспомнилось, как говорила Хейди: «Они не уменьшают, а прибавляют вес». Вилли вспомнил, как Майкл Хьюстон говорил, что при 217 фунтах он на тридцать фунтов все еще превышает свой оптимальный вес. «Но не теперь, Майкл, — подумал он устало. — Теперь я …худей».
Сойдя с весов, Вилли почувствовал облегчение. То облегчение, которое наверное может испытывать узник в камере смертников, увидев появившегося охранника и священника за две минуты до 12, зная, что пришел конец и не будет указа о помиловании. Оставались еще некоторые формальности, но приговор останется неизменен. Вот — действительность. Если бы Вилли кому-то рассказал о том, что с ним происходит, все бы решили, что он либо шутит, либо помешался — ведь ныне никто не верит в цыганские проклятия, а может, никогда и не верил. Ведь цыгане — деклассе и мире, который наблюдал возвращение домой из Ливана сотен морских пехотинцев в гробах; в мире, который видел, как пятеро узников ИРА (Ирландской Революционной Армии) обрекли себя на смерть голодовкой… и другие сомнительные чудеса, которые на поверку оказались правдой. Вилли убил жену старого цыгана с гнилым носом, а его старый дружок по гольфу позволил ему остаться безнаказанным. Тогда старый цыган решил призвать к своей собственной разновидности справедливости и отомстить одному жирному юристу из Фэрвью, чья жена выбрала неверный день, чтобы в первый и единственный раз в жизни развлечь его рукоделием в движущейся машине. Цыган воззвал к справедливости, которую вполне мог оценить человек типа его прежнего дружка Джинелли.
