— Все выглядит чудесно, — мягко произнес Хьюстон.
Халлек заморгал. Страх пустил корни слишком глубоко, и он был уверен, что неверно расслышал.
— Что?
— Все выглядит чудесно, — повторил Хьюстон. — Мы можем провести дополнительные тесты, если пожелаешь, Вилли, но сейчас не вижу в этом смысла. Фактически анализ крови лучше, чем во время двух последних проверок. Холестерин понижен, белков в моче нет. Ты еще немного потерял в весе, — сестра отметила — 217 фунтов этим утром, но что я могу сказать? Ты все еще превышаешь оптимальный вес на тридцать фунтов. Не хочу, чтобы ты об этом забывал, но… — он ухмыльнулся, — хотел бы знать секрет.
— У меня его нет, — сказал Халлек. Он чувствовал и смятение, и облегчение одновременно — точно так же, как в колледже, когда сдал два экзамена, к которым не готовился.
— Мы отложим вынесение приговора до получения результатов твоей серии Хаймана-Рейхлинга.
— Моей чего?
— Анализа банок дерьма, — ответил Хьюстон и опять сердечно рассмеялся. — Там может что-нибудь обнаружиться, но в лаборатории я прогнал двадцать три теста на твоей крови, и все чудесно. Это убеждает.
Халлек протяжно, тяжело вздохнул.
— Странно, — произнес он.
— Не боятся только те, кто умирает молодыми, — ответил Хьюстон. Он открыл ящик стола и достал бутылочку с прикрепленной к крышке цепочкой-ложечкой. Ручка ложечки, как заметил Халлек, была сделана в форме Статуи Свободы. — Не хочешь?
Халлек покачал головой. Его вполне устраивало сидеть здесь, сложив руки на животе, на своем уменьшившемся животе, и наблюдать, как самый благополучный из семейных докторов Фэрвью втягивает кокаин сначала в одну ноздрю, потом в другую. Он поставил бутылочку в ящик стола и вытащил другую с пакетиком тампонов. Окунув тампон в бутылочку, он вогнал его себе в нос.
— Дистиллированная вода, — пояснил он. — Для защиты пазух, — и подмигнул Халлеку.
«Наверное, он лечит младенцев от пневмонии этим дерьмом», — подумал Халлек, но мысль не имела продолжения. Сейчас он не мог не любить Хьюстона, ведь доктор одарил его Добрым Известием. Сейчас все, что хотелось: сидеть со сложенными на брюхе руками и исследовать всю глубину своего облегчения, пробовать свое тело как новый велосипед или как испытательный трек на новой машине. Ему пришла мысль: когда он выйдет от Хьюстона, он будет новорожденным. Такая мысль заставила его улыбнуться.
— Поделись, над чем смеешься, — сказал Хьюстон. — В этом печальном мире нам нужны все забавы, какие сможем найти, — он пофыркал носом и вставил в ноздри новые тампоны.
