В Токио я не похудею: чуть ли не на каждом шагу натыкаешься на пивные бары, где за умеренную плату можно вкусить немецкой и английской еды — сосиски, бекон, кислая капуста, омлет. Я стал завсегдатаем «Нью-Токио» — большого бара близ железнодорожного моста в Гиндзе. Вечером тут играет женский оркестр с солисткой-аккордеонисткой. Я видел за столиком в первом ряду старика японца, который, прикрыв глаза, со страдальческим лицом якобы дирижировал оркестром, широко разводя руки в ритме «Голубого Дуная». Любопытно, я видел уже такое тягостное зрелище в нескольких странах, как будто существует международный союз слабоумных и пьяниц-меломанов. Клиентура «Нью-Токио» молодая, скорее бедная, чем состоятельная (я хожу сюда тайком от мадам Мото, проявляющей такую заботу о моей репутации). В этой огромной баварской пивной, где пиво подают в литровых кружках, трудно найти свободный столик.
Человеку, находящемуся в чужой стране, часто кажется, что ее жителей связывает нечто общее. На самом деле это не совсем так: что роднит меня с другими пассажирами автобуса или поезда во Франции? Подчас они мне более чужие, нежели турист-англичанин, которого я тотчас же засекаю в давке и легко представляю себе его особенности…
Я получил пригласительные билеты на просмотр фильмов Недели французского кино. Билеты на два лица. Я воспользовался ими как предлогом попросить во франко-японском институте, чтобы меня сопровождал студент. Мне позвонила студентка.
Мадемуазель Норико Миура двадцать лет. Она совсем маленькая, совсем никакая, хрупкая, робкая, с гладким лицом нефритовых фигурок. Безвкусно одетая в бедное красное пальто, в шерстяные гетры и шнурованные ботинки, с косами, вылезающими из-под крестьянской косынки, она кажется такой нескладной, что я усомнился было в ее французском. Но тут она объявила, что танцует в лучшем кордебалете Токио. Каждое утро она репетирует спектакль, премьера которого состоится в сентябре. Она живет в часе езды на метро от центра города. Ее отец — журналист. Она рассказала мне по-французски о своем дружке. Меня мучила совесть, почему я не дал возможность воспользоваться этими билетами Рощице, ведь она так для меня старается, но, право, я не представлял себе, как бы мы стали общаться в темном кинозале с помощью двух словарей…
Я назначил Норико по телефону свидание перед «Нью-Токио». В ожидании начала сеанса мы погуляли по императорскому парку: гравий, луна, лужайки… Мы дошли до двойного моста Нидзюбаси. Дальше проход был закрыт, но мадемуазель Миура объявила, что я смогу пересечь мост 29 апреля, в день рождения императора, когда публике позволят пройти чуть дальше и увидеть дворец в европейском стиле, строительство которого заканчивается. Она указала на каналы с водой, желая, чтобы я разделил ее беспокойство: сырость очень вредна для императора, императрицы и их небольшого семейства…
