Потребуется актер высоченного роста, который бы на все натыкался. В друзья ему выберу мима. Сыграю также на маниакальной опрятности японцев.
О вчерашнем музыкальном представлении в Асакусе: картины раздевания перемежались скетчами, диалогами, фокусами и исполнителями твиста в коже и блестках, с электрогитарой. Актеры несносно болтливы, сценки страшно растянуты…
(В вестибюле появились несколько здоровяков. Волосы падают на толстые покатые затылки, синие пиджаки с серебряными пуговицами. Они машинально делают такой жест, будто размахивают бейсбольной битой. Из машины высаживается целый выводок старых — и еще каких! — хрычовок, говорящих по-испански: это не американские вдовы!)
Почему же мадам Мото ушла из моей жизни — по скромности, рассеянности или в наказание?
В углу вестибюля есть непременный красный телефончик. За десять иен я звоню Дюбону, французу из Токио, милому другу моего милого друга, тому самому французу, который предостерег меня в отношении знаменитого продюсера. Он немного знаком с японским кино. При нашем втором телефонном разговоре, тоже кратком, он все же уточнил, как мне себя вести.
— Извини, сейчас я валюсь с ног от усталости, у меня нет ни минуты, чтобы с тобой повидаться, я дам тебе знать, когда буду свободнее, а пока прими добрый совет: будь немым, слепым, глухим и, если можно, безногим! Саёнара, иными словами, чао!
(Мне скучно сидеть в гостинице, но что поделаешь? Если мадам Мото объявится и не застанет меня, как я сней свяжусь? Я не уверен даже, что «говорящие по-английски» слуги принимают поручения.)
13 часов 10 минут
(Дует шквальный ветер; в воздухе носятся пыль исолома. Я слышу, как вдалеке громыхают мусорные контейнеры, а вслед за этим шипят тормоза. Сирена «скорой помощи» стонет так же жалобно, как год назад в Алжире.)
13 часов 40 минут
(Туристы, прибывающие волна за волной, загромождают весь холл и так галдят, что я решил отступить на часок в свой номер… Тут как раз убирала особа из обслуживающего персонала. Она так выразительно покосилась на дверь, проверяя, не запер ли я ее за собой, что я предпочел тут же выйти. Брр… И вот я вернулся на исходные позиции. Я просто не знаю, на какое сиденье опуститься…)
14 часов 25 минут
(Звонила мадемуазель Ринго — она идет в гостиницу. Теперь я знаю, чего жду. Телефон упрощает дело. Ринго звонит и разговаривает по-японски с бой-саном, стоящим за стойкой портье, бой-сан переводит ее слова мне на английский, а я сам себе перевожу на французский. Недоразумение исключается. Ринго быстро смекнула, как это удобно, и, когда ей надо сообщить мне что-нибудь важное, она, извинившись, исчезает. Две минуты спустя по всей гостинице разыскивают мистера Шаброля. Я лечу, и бой-сан мне переводит. Десять иен — деньги небольшие, а красный телефон рядом, в табачном ларьке через дорогу.)
