Теперь до меня дошло, почему Король Покрышек долго потрясал у меня под носом букетом цветов со стола. Тайное следствие, которое я провел в последующие недели, подтвердило мою догадку: когда я садился в Париже в самолет, японские деятели получили от моего имени цветы. Это открытие улучшило мое мнение об организационных талантах мадам Мото и ее патрона-продюсера.
Я мог бы сказать, как Жюль Ренар: «Во-первых, я никогда не понимал Шекспира, во-вторых, я никогда не любил Шекспира, в-третьих, Шекспир никогда не доставлял мне удовольствия…»
Наступил первый антракт, а я еще так и не понял, какую же пьесу великого драматурга мне показывали. Сегодня я, пожалуй, могу утверждать, что это был «Сон в летнюю ночь»… Надо будет перечитать эту вещь — хочется узнать, писал ли Шекспир также фарсы. Вначале я думал, что актеры по традиции переигрывают, но к середине спектакля шуты, фавны и даже обе пары героев выдали такой бурлеск, что зрелище напомнило мне «Хельзапоппен».[8]
Во втором антракте я пошел в крытую галерею покурить. Барышни отказались меня сопровождать: вставать и садиться в европейское кресло — целая история… В коридоре я наткнулся на идола молодежи — он стоял одинокий и грустный. Вышло так, что мы заговорили по-английски. Не найдя ничего лучшего, я сделал мэтру Фукуда множество комплиментов по поводу замечательных декораций, которые… и попросил его передать поздравления художнику-декоратору. Он, нимало не смущаясь, ответил, что не преминет выполнить эту приятную миссию и что его труппа будет польщена. А на следующий день я случайно узнал, что декорации принадлежали английской труппе, приезжавшей с этим спектаклем несколько месяцев назад.
Разговор не клеился, хотя я чувствовал, что у нас есть что сказать друг другу. Напрасно я упрощал свой английский (и без того достаточно простой), старался изъясняться на каком-то ломаном англо-саксонском диалекте, мой собеседник лишь смутно догадывался, что же, собственно, я хочу сказать. С тех пор стоило мне встретиться с более или менее понимающим человеком, я допытывался у него, правда ли, что мэтр Фукуда — переводчик, обработчик Шекспира, да что я говорю! — человек, выведший Шекспира на японскую сцену. Все «специалисты» в один голос отвечали: «Да!» Наконец я узнал, что английский — второй обязательный язык во всех японских школах, и перестал удивляться: мне неоднократно излагали теорию, будто читать и говорить на иностранном языке — разные вещи.
