Внезапно позади раздался оглушительный треск и грохот… Мы трое, как по команде, обернулись и увидели ужасную картину: метрах в двадцати от нас обрушилась огромнейшая глыба породы и завалила выход из забоя. Мы очутились в каменной западне.
— О, майн готт, майн готт! — закричал Нагель, обеими руками схватившись за голову.
От его крика у меня по коже забегали мурашки. Да и у Стасика сдали нервы. Он подбежал к штейгеру, и закричал:
— Заткнись, идиот, а не то, клянусь маткой боской, я проломлю тебе череп! Куда ты раньше смотрел?
— О, пан Езус, святая Мария? Разве ж я виноват? — заскулил Нагель. В это мгновение он совсем позабыл о своем расовом превосходстве и перешел на польский язык, что было для меня совершенной неожиданностью. Польская речь Нагеля поразила и Стасика. Он как-то сразу успокоился.
Мы подошли к обвалу. Осмотрев его, убедились: своими силами нам отсюда не выбраться. Не исключено, что порода осела по всему штреку. Для устранения такого обвала нужны недели.
Наш забой напоминал собой пещеру шириной в десять метров и метров в двадцать длиной, при высоте свода в три метра. Он мог обеспечить нас воздухом на сутки, не больше.
Нами овладело гнетущее чувство обреченности. Нагель впал в полное отчаяние и все время, точно молитву, растерянно бормотал:
— Нас откопают… нас откопают… нас непременно откопают…
— Ничего, Владек, — обнадеживал меня Стасик. — Не вешай носа! Наше счастье, что с нами фашист. Его не бросят.
Время, казалось, остановилось. Минуты тянулись как сама вечность. В голове у меня царил какой-то хаос.
Нагель сел на отвал породы, тупо посмотрел вокруг и вдруг стал всхлипывать, как дитя. Он расклеился окончательно.
— Простите меня, ребята! — сказал он сквозь слезы. — Я был к вам несправедлив.
И странное дело — мне стало жаль ненавистного до этого штейгера. Очевидно, точно такое же чувство появилось и у Стасика. Он взволнованно шагал по забою, потом остановился и сказал:
— Вместо того чтобы киснуть, шлях бы его трафил, давайте лучше пообедаем. Все равно двум смертям не бывать, чего уж…
С этими словами Стасик взял свою сумку и, подсев ко мне, выложил все продукты. Потом обратился к штейгеру:
— Подсаживайся, Нагель, пообедаем, небось на голодный желудок помирать тяжеловато.
Штейгер сразу как-то встрепенулся, выложил из своего портфеля все, что там было, и сказал:
— Ешьте, ребята, вы молодые…
— А ты разве старик, — усмехнулся Стасик. — Сколько тебе лет?
— Сорок два.
— Какая же это старость? Жена, дети у тебя есть?
