А вот и другая, «шныриная» история, другого Андрея. История Андрея Пограничника, не менее поучительная. На моих глазах «поднялся» он на барак. Угораздило его едва ли не в первую ночь «за катран сесть»[12], в картишки перекинуться. Под интерес, разумеется. Вроде бы по мелочи, по пустяку, «по пачушке» (в смысле по пачке сигарет на кон). Что-то выиграл, что-то проиграл, потом вернул, потом – все сначала. К утру выяснилось, что общий «минус» Пограничнику уже две тысячи составил. Говорят, что в зоне на большую сумму играть не разрешается, но это только говорят. В любом правиле исключения есть, и порою исключения становятся столь частыми, что меняют коренным образом и само правило. Стоит ли удивляться, что на следующую ночь сидел Пограничник за катраном снова, и снова… проигрывал. То же повторялось через день, и через два, и еще, и еще… Соответственно, долг Пограничника только рос. Когда перевалил «за десятку» позвали Андрея в «угол». Только и спросили: «Должен?». «Должен», – обреченно кивнул Пограничник. «Когда?..» Понятно, что к этому полувопросу не добавлялось ни уточнений, ни пояснений. «Ну не знаю, звонить надо, отца попрошу, тетке напишу, друзей напрягу…» – «Два дня тебе»… Денег за это время Андрей не нашел, и еще один коротенький разговор вышел в том самом углу, и был тот разговор еще короче предыдущего. Только и спросили: «Когда?» – «Да, вот отец обещал, от тетки ответа жду, до друзей дозвониться не получается…» – «Еще тебе два дня…» А потом, через два дня, когда снова Пограничник показался в том же самом углу и услышал вполне предсказуемые в этой ситуации вопросы, выяснилось, что… Да что там говорить-пересказывать… Получил Андрюха, возможно, не столь болезненную, но очень обидную, и по-тюремному зловеще-знаковую затрещину. И объявлен был Андрюха «фуфлыжником». Приговор в его ситуации типичный и вполне справедливый. При том, что поиск денег для выплаты долга продлевается, одновременно должник этот долг начинает отрабатывать – «конячить» (то есть прислуживать, готовить, убирать) для блатной верхушки отряда. После этого как-то само собой поменялось у Андрюхи «погоняло»: вместо Пограничника (память о срочной службе в знаменитых элитных войсках) стали звать его «Сычом» (в напоминание об изменившейся конфигурации физиономии). И отзывался Андрюха на новую кличку, и исправно выполнял кулинарно-хозяйственные обязанности, и уже совсем не удивлялся, когда никто не звал его принять участие в затевающимся чифиропитии с душевной беседой на сокровенные арестантские темы. А кто в этом виноват, кроме его самого?
