Стараясь спрятаться за худую, с выпирающими даже сквозь плотный материал лагерной робы позвонками, спину ворблана, Антиохов в такие минуты черной завистью завидовал ящероподобным эшам, способным спать сидя с открытыми глазами. Хотя это тоже было рискованно, комиссар имел дурную привычку переспрашивать случайно выбранного в зале зэка о том, всё ли понял тот из изложенного материала. А лекции шли совершенно странные, об абсолютно незнакомых и трудно понимаемых и воспринимаемых событиях: о свершившейся двадцать лет назад грандиозной революции, о её вождях и героях, а событиях последовавшей затем Гражданской войны… а еще, по поручению все того же лагерного комиссара, командиры стрелков охраны, начальники лагерных служб по очереди читали сидельцам лекции о марксизме-ленинизме, как самой передовой науке о человеческом обществе, о диалектическом материализме, о теории нарастания классовой борьбы в период построения социализма в одной, отдельно взятой стране…
Через полтора часа разморенного клубной атмосферой, то и дело засыпающего на ходу Геннадия его же товарищи по бригаде легкими, направляющими тычками в спину сопроводили до барака. Вечернюю поверку Антиохов прослушал, как в тумане, погруженный в сладкое дремотное состояние. И тут же, будто с обрыва в омут, как говорят местные, нырнул в сон, едва коснувшись телом досок нар, уже не показавшихся ему, как в первый раз, жесткими и неудобными…
Во сне Геннадий шел по упругому светлому пенобетону знакомой, но так и не узнаваемой улицы, под ясным голубым небом родной планеты, обдуваемый легким, теплым, кондиционированным ветерком с добавлением тонизирующих ароматов различных цветов, и буквально через каждый шаг ему на глаза попадались торговые автоматы, наполненные пирожками, бутербродами, жареной картошкой, сладостями, легкими ароматическими сигаретами в веселых пластиковых упаковках… А он шел и шел себе в никуда, никем не подгоняемый, спокойным прогулочным шагом, то и дело извлекая из автоматов съестное, запивая пирожки кока-колой, закусывая чипсами…
И так продолжалось до самого утра, до зычного, хрипловатого голоса второго дневального по бараку ворблана: «Подъем!!!»
III
…и были еще тысячи похожих один на другой дней и ночей, работа пилой и топором на лесоповале, ставшая постепенно не такой уж изнурительной. И желанные наряды на кухне, когда можно было перехватить такой не лишний кусок хлеба или миску каши, и приборка в бараке во время очередного дневальства, и даже временное замещение лагерного библиотекаря, когда тот свалился с ангиной и почти две недели провалялся в больничке… впрочем, привыкшего в своей предыдущей жизни больше смотреть и слушать, чем читать, библиотека Антиохова не особо порадовала, разве что — отдыхом от труда физического и нагрузкой на чуток застывший мозг, которому выпало разбираться в рукописных каракулях профессора-ксеноисторика, по собственной воле забравшегося в дальний рукав галактики и нашедшего вполне ожидаемый приют в лагере.
