Малыш и река | страница 15
Все в наших характерах сильно разнилось, кроме склонности к молчанию. Я просто люблю молчать и думать, но мысли эти не праздные, они блуждают, бродят, путешествуют или проникают в полудрему, столь подходящую для призрачных мечтаний. И тогда я не думаю, а беспечно слежу за сиянием смутных видений, оживающих во мне. И молчу я только потому, что тем самым облегчаю этим мимолетным теням доступ в мою душу, очарованную их появлением.
— Ты спишь на ходу, — раздраженно говорил мне Гатцо.
Сам он жестко и четко отделял сон от бодрствования.
— Когда я сплю, — говорил он, — я делаю все как надо. Закрываю глаза и ни о чем не думаю. Только отдыхаю. А ты, когда спишь, вертишься, разговариваешь и портишь себе сон…
Я ничего не ответил. Он был прав, а я огорчился.
Первый день, проведенный нами в мертвом рукаве, был прекрасен. Никогда я не испытывал ничего похожего. Это был самый лучший день в моей жизни. Прежде всего мы обследовали лодку. Она раскрыла нам свои сокровища: два набитых доверху сундука. Один на носу лодки. В нем лежали рыболовные снасти: леска, поплавки, рыболовные крючки, удочки, верши, тройные рыболовные сети, всякая мелочь. Другой — на корме. Этот был набит провизией, которую мы переложили в железные ящики, подальше от сырости.
— Они часто уплывали далеко от острова, — объяснил мне Гатцо. — Им нужно было делать запасы. Поэтому…
Я хотел было разузнать побольше, но на этом признания Гатцо закончились.
Найденные в ящике припасы обрадовали нас. Там были кофе, сахар, полный бочонок муки, сухие овощи, пряности, оплетенная с узким горлышком бутылка с маслом и еще много всякой всячины… Словом, можно было прожить неделю и больше.
Кроме того, в лодке было четыре весла.
Корпус ее был в хорошем состоянии и казался совершенно непроницаемым. Краска была свежей. В крышку сундука на носу лодки была вделана медная роза ветров, при виде которой мы пришли в восторг. У нее было тридцать два луча и шестнадцать названий ветров, одно лучше другого: Лабе[1], Грегали[2] Трамонтан[3]…
— Надо ее начистить, — провозгласил Гатцо, — давай, живее, это принесет нам удачу.
Мы бросили все другие дела и принялись чистить розу ветров. Вскоре она засияла, и вокруг нее появились большие буквы названия лодки: «Пастушок».
— Они ее украли, — признался Гатцо. — Я знаю, где. Но это далеко отсюда.
И он показал вверх по течению. Вдали едва заметно синели невысокие холмы.
— Там? — спросил я.
— Да, — ответил мне Гатцо. — Там красивые места.
