Полковник слушал меня внимательно.
– Сейчас уже три, – продолжал я, – я очень устал. В шесть нас поднимут, и начнется еще один день – еще один день нашего плена. Я знаю, как принято у русских. Обвиняемый должен доказывать свою невиновность, а не суд виновность обвиняемого. Так чего ж мне защищаться? Если ты решишь оставить меня здесь, причина, чтобы сделать это, у тебя найдется. Так чего тянуть? Делай свое дело и отпускай меня спать.
После моих слов полковник со своими коллегами принялся перешептываться. Затем полковник произнес:
– Вы говорите по-русски. Где вы выучили язык? – в тоне не чувствовалось ни подозрительности, ни раздражения.
– В молодости я увлекался русским языком, русской музыкой, читал книги русских писателей. Еще задолго до того, как началась эта чертова война, научился говорить по-русски, общаясь с эмигрантами. Девять месяцев прослужил в России, не говоря уже о последних четырех с половиной годах, в которые у меня было немало возможностей для того, чтобы совершенствоваться. Признаю, что, притворившись, что не понимаю по-русски, я схитрил – сделал тактический ход.
Они заулыбались, и мое положение показалось мне на миг не таким уж безнадежным. Затем полковник неожиданно спросил:
– Что вы думаете о России и о ее народе?
– Я многое повидал и много узнал за годы плена. Мне нравится ваша огромная страна, нравятся люди, их готовность помочь и их любовь к своей родине. Уверен, я не так уж мало разбираюсь в русских и понимаю их душу. Но я не коммунист и никогда в жизни им не стану. Меня огорчает то, что вышло из идей Маркса и к чему привела революция Ленина. Мне бы очень хотелось, чтобы наши народы научились понимать друг друга, несмотря на множество различий в идеологии и мышлении. Это мой ответ на твой вопрос, полковник.
Я играл – рисковал, но чувствовал, что в сложившемся положении лучшая защита для меня – нападение.
– Мы считаем, что, если отпустить вас, – продолжал полковник, – вы рано или поздно вновь будете сражаться против нас.
Я покачал головой и ответил:
– Мне бы очень хотелось вернуться домой и помогать людям возрождать из руин страну, строить демократическое общество и жить в мире. Более ничего.
Полковник подвел итог слушанию моего дела – произнес панибратское «давай».
Затем я вернулся в барак, где мои товарищи военнопленные окружили меня, и я передал им содержание беседы, после чего они едва ли не хором заключили:
– Вы с ума сошли. Вы же подписали себе смертный приговор. Вас не выпустят.
