Мастер сыскного дела | страница 6



А как восстановит в воинстве своем дисциплину, выбив кулаками хмель, — начнет рядиться с купцами о цене, стращая их дальней дорогой, злыми разбойниками, что за каждым кустом хоронятся, да жадной до мзды русской таможней, с коей он, коли его нанять, мог договориться полюбовно. Полдня купцы судят да рядят, торгуясь за каждый гульден, уж было совсем, шапки наземь покидав, расходятся, но, чуть поостыв, сходятся снова.

Куда им от него деваться? Фридрих и впрямь лучше других знает, какие беды подстерегают купцов по ту сторону границы. Бывало, находились и иные сопроводители, да скоро пропадали или ведомые ими караваны недосчитывались пары бесследно сгинувших по дороге возов. Злые языки болтали, что сие не обошлось без ведома Фридриха, да доказать никто ничего не мог.

Наконец, сойдясь в цене, били по рукам.

Купцы собирали деньги и передавали их Фридриху. Половину. Другую он, согласно уговору, должен был получить лишь на месте.

Утром трогались.

Возы вытягивались на добрую версту, а то и поболе. Всяк получал в ряду свое место, покидать которое не смел. Да и не было таких охотников!

Фридрих рассылал вперед верховые дозоры, которые обшаривали придорожные леса и, коли обнаруживали засады, сообщали о том в караван. Сам обычно ехал в центре, при самых богатых купцах. Ныне все боле при саксонском ювелире Гольдмане, что вез в Санкт-Петербург ювелирные украшения.

Холодно... Тянется караван в сугробах, извиваясь средь занесенных по самые вершины елей, подобно змее. Тишина — только стволы деревьев от мороза трещат, будто кто из фузей палит! Перекликается охрана:

— Ладно ли все?

— Ладно!..

Иной проскачет верхами, обгоняя возы, да, заступив с наезженной дороги, провалится по брюхо в сугроб.

Скользящие в колее полозья скрипят на снегу. Купцы сидят, с головами накрытые медвежьими полостями, носа наружу не высовывая — боятся поморозиться, преют в своих неохватных шубах. Из конских ноздрей пар клубами валит, оседая инеем на мордах, с вздымающихся подобно кузнечным мехам боков пот стекает, замерзая сосульками, — тяжелы груженные сверх всякой меры возы.

— Но-о, пошла! — кричат на разных языках возницы, охаживая коней по бокам кнутами. Кони, чай, не свои — переменные. Через каждые тридцать-сорок верст, а где и чаще — постоялый двор, где лошадей на новых меняют. Встает обоз, купцы из повозок выбираются, топчутся, ноги разминая, в избу идут, чтобы погреться да чего-нибудь горяченького похлебать. Шум, гомон стоит! Кони ржут, возницы ругаются...