— Да какой же дурак будет врезаться в строй? — возмутился Лазарев. — Если хочешь, чтобы действительно горели бомбардировщики, а не ты сам, то подходи к ним ближе и лупи в упор! Одного-двух завали — остальные сами повернут.
— Или вот еще: «Впереди него замаячила точка вражеского истребителя. Она стремительно растет, летя ему навстречу. „Лобовая атака?“ — молнией сверкнула мысль у советского аса. „Ну что ж, померяемся силами“, — решает он.
Две машины со скоростью звука мчались навстречу одна другой. Победа в таких случаях достается тому, у кого крепче нервы. Фашист не выдерживает и перед самым носом советского «ястребка» отворачивает, показывая свое желтое пузо. В этот миг длинная очередь пронзает гитлеровца. Он вспыхивает и камнем падает на землю».
— Сильно написано. Но… — Сачков слез с нар и подошел к столу. — Во-первых, когда видишь в небе точки, нельзя определить ни тип самолета, ни его принадлежность. Здесь же товарищ писатель все сразу узнал. Хитер! Во-вторых, если перед самым твоим носом сверкнет истребитель, тут уж и сам черт по нему не успеет прицелиться…
— Давайте комментарии потом, — попросил Игорь. — Так я статью и к вечеру не прочту.
Все смолкли.
— «…Бой с каждой секундой все разгорается. Фашисты, пользуясь численным преимуществом, крепко обложили наших „ястребков“. На Григория одновременно нападают три „мессершмитта“. Они торопятся расправиться со своей жертвой, мешая друг другу. Это использует советский истребитель и меткой очередью заваливает одного стервятника. Кусок плоскости ударяет по голове Григория. Он теряет сознание. Неуправляемая машина входит в крутой штопор, стремительно унося к земле пилота. Стрелка на альтиметре показывает быструю потерю высоты. Вот четыре тысячи метров, три, две, одна и… двести метров. Наконец летчик открывает глаза. „Земля!“ — и резко дает ручку и ногу. Самолет послушно выходит из штопора и свечой взмывает в небесную синеву…»
Смех прервал чтение. Кустов тоже засмеялся и сунул газету Сачкову:
— Не могу дальше. Для любого истребителя на вывод из штопора нужна высота не меньше тысячи метров. А тут двести…
— Может, твоему Григорию, на счастье, подвернулся овраг, и он выручил его? Есть же на свете глубокие впадины, — бросил кто-то.
Миша отстранил газету.
— Ты начал, так дочитывай!
— Хватит. Сыт по горло. Уж если проштопорил до двухсот, то никакая впадина, никакой овраг тебя не спасут: врежешься в землю. А тут такую чепуху пишут.
Каждый человек, уважающий свою профессию, не может равнодушно слушать, когда о его деле пишут небылицы. А летчики, грамотные, мужественные люди, особенно к этому ревнивы. Техническая неточность? Да. Но эта неточность показывает, что автор пишет о том, чего не знает. Все великие дела рождаются в поту и крови будничной боевой работы. Лобовые атаки истребителей эффектны на бумаге, а на деле, как правило, — пшик. Врезание во вражеские стаи бомбардировщиков и другие примитивы, часто выдаваемые за смелость, по сути дела, являются неграмотными способами ведения боя и применяются в большинстве случаев неопытными летчиками. Так зачем же неумение бить врага выдавать за отвагу и героизм?
