— Да, с большой, — согласился Лазарев. — Поэтому он сразу и не загорелся.
— Может быть, его сбил другой истребитель?
— Или же зенитчики, — добавил я.
— Но, кроме нас, там больше никого не было… разрывов тоже. Их-то уж нельзя проглядеть.
— Все же тут какое-то недоразумение, — сказал я, обдумывая, как лучше разобраться во всех противоречиях.
— Почему вы не верите? — Лазарев возмутился. — Я хорошо видел, как «фоккер» упал.
— Подожди! — прервал я Лазарева. — Ты сбил или кто другой, об этом сейчас говорить и спорить не будем. «Фоккер» упал на нашей территории. Ты не ошибся в месте?
— Нет. Точно запомнил. Там рядом стоят какие-то два домика. Сверху очень приметны.
— Ну вот и пошлем туда толкового парня. Он на месте по обломкам самолета, по опросу бойцов (они-то наверняка видели воздушный бой) все точно узнает.
Окончательное подведение итогов уничтоженных самолетов противника — дело не простое. Летчик не всегда видит результаты своих атак. На помощь приходят товарищи — участники боя. Но и они часто, увлеченные воздушной схваткой, могут проглядеть. Ведь каждый старается увидеть, сколько осталось самолетов, а не сколько сбито.
Во всех неясных случаях летчики сообща уточняют результаты боя.
Бывает и так. Летчик считает, что атаковал неудачно, промазал. А на самом деле подбитый им вражеский самолет через некоторое время врезается в землю и сгорает.
Чтобы не было путаницы в учете сбитых самолетов, решающее слово принадлежит земле. На разборе боя подробно выясняется, где упали вражеские машины и когда. Войска дают письменное подтверждение. Если сбитый самолет упал на территории противника, то победа считается зарегистрированной, только когда ее подтвердят участники боя. Такой порядок в полку строго соблюдался и не вызывал никаких недоразумений.
Мы думали, что история со злосчастным «фоккером» останется между нами. Однако в полку пошли разговоры, что Лазарев хотел приписать себе не сбитый им самолет. Этот слух дошел и до заместителя командира полка по политической части.
Подполковник Александр Иванович Клюев был на политической работе давно, но сам никогда не летал, поэтому особенно в технику воздушной работы не вмешивался. Зато много занимался «земными» делами. Здесь от него не ускользала ни одна мелочь. И уж если дело касалось честности человека, его партийности, Клюев всегда разбирался сам. Внимательно выслушав мой рассказ, он вздохнул:
— Да-а, дело щекотливое. Лазарев переживает. Но в таких делах в прятки играть нельзя. Учет сбитых самолетов — большое дело. Ведь только так можно определить потери противника. Если бы вы доложили, что Лазарев сбил «фоккера», а позднее выяснилось обратное, то заварилась бы такая каша! Нас всех могли бы обвинить в очковтирательстве.
