Кафе утраченной молодости | страница 19
Был один человек, который мог мне помочь в этом деле, — Берноль. Я не видел его с того времени, когда работал у Блемана. Нет, однажды все-таки видел — года три тому назад. Я собирался спуститься в метро и шел через паперть собора Парижской Богоматери. Из дверей «Отель-Дье» вышел какой-то оборванец, и мы столкнулись лицом к лицу. На нем был рваный плащ, штаны, которые едва достигали его щиколоток, и сандалии на босу ногу. Он был плохо выбрит, а черные волосы касались плеч. Но все ж я его узнал. Берноль. Я пошел за ним следом, надеясь поговорить. Однако он двигался очень быстро. Затем вошел в двери префектуры. Мгновение я колебался. Бежать за ним вдогонку было уже поздно. Тогда я решил подождать его на улице. В конце концов, мы вместе росли…
Он появился в тех же дверях в синем пальто, фланелевых брюках и черных ботинках со шнурками. Нет, это был уже другой человек — мне показалось, что он смутился, когда я подошел поближе. От щетины на его щеках не осталось и следа.
Потом мы шли по набережной и молчали. И только за столиком в «Солей д’Ор» он открылся. Он все еще работал на следствие, о нет, ничего такого — осведомитель, крот. Чтобы получать информацию, он играет бродяг, голоштанников. Явки на улицах, на барахолках, площадь Пигаль, вокзалы и даже Латинский квартал. Он грустно улыбнулся. Живет в студии, шестнадцатый район.
Он дал мне номер своего телефона. О прошлом мы не говорили. Свою сумку он поставил рядом на скамью — то-то бы удивился, угадай я, что в ней лежит: старый плащ, короткие портки да пара сандалий.
Вернувшись из Нейи, я тотчас же позвонил ему. После той встречи я иногда обращался к нему за кой-какими сведениями. Теперь попросил его уточнить информацию о Жаклин Деланк, в замужестве Шуро. Ничего особенного о ней сообщать ему не стал, просто назвал дату рождения и бракосочетания с неким Жан-Пьером Шуро, проживающим по адресу: авеню Бретвиль, дом 11, Нейи, компаньон Занетаччи. Он записал.
— Это все?
Голос его звучал разочарованно.
— И, конечно же, на них ничего нет, как я полагаю, — добавил он презрительно.
Ничего… Я попытался представить себе спальню Шуро в Нейи, спальню, куда я должен был заглянуть, будучи профессионалом своего дела. Вечно пустая комната и кровать, на которой ничего не осталось, кроме матраса.
Следующие несколько недель Шуро звонил мне много раз. Всегда в семь вечера. Бесцветный голос. Может быть, именно в этот час, сидя в своей квартире, он нуждался в собеседнике. Я советовал ему вооружиться терпением. Впечатление у меня было такое, что он уже не верил ни во что и мало-помалу начал смиряться с потерей жены.