Мог бы уже и привыкнуть к ней. Как-то он обвинил ее в патологической непунктуальности. «Это все твоя потребность контролировать, привлекать внимание, — кричал он, — а также глубоко скрытая неуверенность в себе». А это уже полная ерунда. Просто ей хочется все успеть. Вот и сейчас: на скорости восемьдесят миль в час она перекусывает сандвичем с курицей и в то же время пишет сообщение Россу. Началась композиция Шиннед О'Коннор, которую Зоуи обычно перематывала вперед, потому что от нее хотелось плакать. Но так как ногой нажимать кнопку перемотки было неудобно, пришлось слушать. И плакать.
Росс Кершоу, член парламента от обширного, но малонаселенного избирательного округа в Шотландии, женатый, имеющий двоих детей, начинающий седеть, но умопомрачительно красивый, встретил ее в гостиничном вестибюле.
— Опоздала всего на час с четвертью, — сказал он, чмокнув ее в щеку. — Но выглядишь очень сексуально, так что я прощаю тебя.
На такси они поехали в какой-то маленький ресторан на окраине. «Нельзя, чтобы нас видели вместе», — заявил он три года назад, и, насколько было известно Зоуи, пока их никто не заметил. Она ненавидела тайны. Ее злило, что он не хотел уходить от жены. Но она любила его, как не любила никого в жизни, и уже давно решила, что пойдет на все, лишь бы остаться с ним.
Они встретились, когда ее фирма оказалась вовлечена в избирательную кампанию лейбористской партии. Ей дали задание найти симпатичного члена парламента, с тем чтобы вновь привлечь женщин-избирательниц, которые постепенно переходили на сторону либерал-демократов. Зоуи просмотрела кипу фотографий и уже отвергла весь кабинет, всех английских и уэльских членов парламента и половину шотландских, когда дошла до снимка Росса Кершоу. И тут она чуть не свалилась со стула. «Он будет моим, — пообещала она сама себе, — даже если мне придется заплатить ему». Платить не пришлось. Когда ее работа была окончена, он сам нашел ее, и с тех пор они тайно ужинали в безымянных закусочных. И занимались сексом. Зачастую бурно. Иногда слишком бурно.
Они заказали себе по блюду из незатейливого меню, и пока Росс рассказывал о предстоящем ему завтра выступлении на какой-то конференции, Зоуи наполовину опустошила бутылку слишком дорогого на ее взгляд мерло. Наконец принесли еду, но, как часто бывало с ней в присутствии Росса, а может, из-за того сандвича с курицей, есть она не хотела.
Когда они вернулись в гостиницу, Росс разделся до рубашки и трусов, насыпал на стеклянный туалетный столик две полоски белого порошка и свернул двадцатифунтовую банкноту трубочкой.
