Каждый считает своим долгом сфотографироваться на фоне «Венеры». Вспышки фотоаппаратов сливаются в единое постоянное освещение. Несмотря на запрет снимать. Запретить народу тягу к прекрасному и к себе на фоне прекрасного — невозможно.
«Венера» для греческой скульптуры означает то же, что «Джоконда» — для европейской живописи.
Перед полотном Леонардо да Винчи — людей, как у нас на митинге против повышения тарифов. Даже больше. Стоят плотными рядами и молча приобщаются к прекрасному. Здесь уже нет такого оживления, и фотовспышки не сверкают.
Теперь «Джоконда» не только за бронированным стеклом. В радиусе пяти метров от картины установлено ленточное ограждение. А чтобы никто не вздумал его преодолеть, возле полотна поставлены два охранника.
Заодно и за фотонарушителями успешно посматривают. Один из них сразу же подошел к нам и погрозил пальчиком. Заметил таки, хотя мы снимали без вспышки, и думали, что процесс увековечивания протекает незаметно.
Рядом с «Джокондой» — картины того же Леонардо, Микеланджело, Рафаэля, Тициана, Веронезе, Гварди.
Десятки, сотни гениальных творений человеческих рук и духа. Но нет к ним такого внимания. Все идут к «Джоконде». Невольно формируется сопоставление с раскруткой певца или кандидата в депутаты. И вроде бы мало, чем выделяется среди других, а вот именно к нему народ почему-то тянется. Чем, скажем, «Мадонна с младенцем» хуже «Джоконды»? Но реклама, созданный ею имидж, делают свое дело. И ничего с этим не поделаешь.
Все же, как ни крути, «Джоконда» прекрасна! Так и будем говорить.
АВАРИЯ
Мало того, что в Париже исчезли машины напрокат, так вдобавок и с билетами на поезд все оказалось не так просто. Мы упустили из виду, что накануне рождества деловой Париж разъезжается по провинциальным родственникам. Билеты оказались раскупленными за месяц вперед. Мы же хотели взять на завтра. Поэтому искренне благодарили кассиршу транспортного агенства, которая сумела-таки найти нам откидные места в тамбуре девятнадцатого вагона.
Поезд на Тулузу отходил с вокзала Монпарнас. Оказалось, что наш вагон расположился почти за электровозом, а тамбур уже забит такими же, как мы, непредусмотрительными французами. Багаж, все шестнадцать мест, все же удалось разместить. Частично чемоданы мы сумели использовать в качестве сидений. Это уже чем-то приближало нас к экстремальным условиям путешествия.
Общие неудобства сближают людей. Поэтому очень скоро все тамбурные французы с неподдельным интересом увлеклись беседой с настоящими россиянами. Все-таки русские пассажиры поезда Париж — Тулуза, да еще в тамбуре, да с таким количеством багажа, да с гитарой, — это для Франции экзотика. Так неожиданно мы оказались в центре внимания местного населения, никогда до этого не видевших живых русских. Выручала наша местная Яна. Она не только понимала, что спрашивают, но и шутила, отвечая на вопросы любопытных. Все-таки, знание других языков, особенно той страны, в которую приехал, — великое дело.
