Виктор внезапно почувствовал себя Гулливером, который попал в страну великанов. Или на остров гуигнгнмов, разумных лошадей, где в его сородичах видят жалких оскотинившихся йеху, только из вежливости в глаза не говорят.
А ведь государство в этой ситуации у них даже не за граждан борется, подумал Виктор. Оно борется за себя. Оно, его номенклатура или как там у них называется, охраняет свои ценности, свою способность защищаться, чтобы его не растащили. Оно у них существует, как целое, а не просто как сумма людей, каждый из которых на своем месте рвет одеяло на себя. Неужели хотя бы этого достаточно, чтобы для обычного, еще не увязшего в криминале человека, не стало соблазна воровать?
— Большое вам спасибо! А то действительно, что вам тут оставаться, тем более, как в семье посмотрят?
— В семье — нормально. — Полина улыбнулась, но как-то по другому, и Виктор почувствовал в ее голосе горькую каплю грусти. — Я вообще-то одна с дочерью, уже давно, дочь взрослая, учится в Ленинграде в экономическом, уже определила себе будущего спутника жизни, так что дома скандалить некому. А ваши как, где учатся?
Виктор пожал плечами.
— Знаете, у меня была семья, но…
— Разошлись?
— Нет. Стихия природы.
— Простите. Не хотела напоминать…
— Ничего. Если честно, я здесь именно поэтому.
— Мы тоже не разошлись… Он был специалист по топливной аппаратуре. Гонка вооружений… Тогда еще не было лобанцевской теории ошибок.
Она промолчала несколько секунд, словно собираясь с мыслями.
— Виктор Сергеевич, тогда вам надо обо всем этом не думать, а просто окунуться в работу. Для меня, знаете, тоже эта фирма — как семья. Или как дачный участок — человек не просто с него что-то имеет, он им живет. Деньги, знаете — всех их все равно не заработаешь и на тот свет не возьмешь, а вот это, — и она обвела рукой пространство, — после тебя людям останется.
— Все остается людям?
— Тоже любите этот фильм?
— Да. Такой вопрос, извините, если несколько странный: на моей памяти Союз был несколько другим… Скажите, а вот бюрократия кооператив не сильно зажимает? Взятки не вымогают? Вообще, вы не боитесь, что государство все это в один раз возьмет и ликвидирует просто так? Тем более, не собственность, а аренда?
Полина Геннадьевна растерянно пожала плечами, словно найдя вопрос странным.
— Это же не троцкизм, а сталинизм. А сталинизм — это модернизация.
— Да, в нашей стране многое изменилось… — задумчиво протянул Виктор, ничего не поняв, и тут же поспешил добавить, — к лучшему.
