Стук привёл её в ужас. Рина заметалась. Не открывать! Позвонить! Куда? Кому? Маме? Она в Праге. В полицию? Её поднимут на смех. Соседям? Те уже спят и к телефону не подойдут.
Стук продолжался. Не сильный, но ритмичный. Как будто тот, кто стоял по ту сторону двери, точно знал — она дома и должна открыть. Рина подошла, стараясь не просто не шуметь, вообще не дышать. Прислушалась. Поглядела в глазок. И увидела прямо перед собой искривлённый палец. Потом руку в шрамах, которая стучала по двери. Потом раздался вздох и негромкий голос:
— Ри-и-на!
И тут Ринка всхлипнула и распахнула дверь. Она не видела, кто на пороге. Она чувствовала это кожей. Он — ОН! Тот, которого она всегда звала, когда больно. Тот, которого просила у Луны. Тот, который должен, просто обязан был прийти, раз бабушка умерла, а мама уехала. Тот, при котором никакой Дракон, охотящийся на неё, не будет страшен!
Она вцепилась в чёрное пальто, пытаясь расстегнуть пуговицы, чтобы добраться до его тепла. Чтобы укрыться в нём, как раньше укрывалась в Доме. Пуговицы посыпались на пол. Он вошёл, втаскивая и её, одновременно и обнимая, и гладя по голове, и говоря что-то. Она не понимала, не улавливала, не расшифровывала, о чём он. Он был рядом. И этого было достаточно. Для неё. Для её мира. Для всей её жизни.
А он, скинув пальто, протащил её к дивану, совершенно бесцеремонно закатал штанину её брюк и проговорил, внимательно осматривая ногу:
— Ты опять разбила коленку?
Она непонимающе смотрела на его руки — искривлённые, обожжённые, рубцеватые — и блаженно улыбалась. Ей было всё равно, что после слёз она выглядит ужасно, что нос у неё распух, а глаза покраснели. Какая разница, если он пришёл…
Он оторвался от её колена, внутренне всё же похвалив себя: хорошая работа. Ведь утром было сплошное кровавое месиво, а теперь гладкая розовая кожа. Взглянув на свою лапищу, кошмарную от шрамов, он увидел её по контрасту с её прекрасной коленкой и попытался, сняв руку, засунуть её в карман. Но девчонка схватила его жуткую лапу и… поднесла к щеке. Чёрт подери, да она потёрлась о его ладонь, как котёнок!
Сколько раз он видел ужас и отвращение на лицах тех, кто замечал его без перчаток! Он не обижался — он понимал, сколь уродлив. Шрамы на теле ещё можно было скрыть под одеждой. Ковыляющую походку перебитых ног — под полами длинного пальто. Но как спрятать руки — не станешь ведь сидеть в перчатках в ресторане или на пляже? Но эта девочка не отшатнулась.
