Должен признаться, что во мне зашевелилось опять чувство собственной вины, которое я не смог подавить до конца. B сущности, в чем бы я мог ее упрекнуть? Она только не сдержала обещания, которого не давала, поскольку оно противоречило ее натуре. Поверь я ее бесхитростным словам и вздумай испытать судьбу — как знать, может, и в самом деле расцвел бы нежный росток ее симпатии ко мне — и тогда лишь время могло бы рассудить, какое сердце окажется менее преданным: такое неподатливое, как у нее, или то, которому достаточно одной ночи для того, чтобы разгореться пламенной страстью. Нет, виной тому, что я отвернулся от нее, была лишь моя глупая нерешительность. Однако был бы я с ней так же счастлив, как с моей бедной Хеленой? Но об этом не могло быть и речи. Я поклялся ей в верности, и если даже это было необдуманной поспешностью, то как честный человек я обязан был не бросать ее на произвол судьбы.
К подобным сомнениям я не раз возвращался в течение последних лет, но все время мне удавалось отвести их каким-нибудь софизмом. Однако в тот вечер они так овладели мной, что я сидел в совершенно подавленном настроении и с таким чувством горечи, которого не могло заглушить даже хорошее вино.
Тем временем стало поздно. Игроки покинули трактир, только шахматной партии не видно было конца. Я наконец собрался уходить, только теперь сообразив, что крепкое вино и тяжелые мысли являются не лучшим сочетанием. Моя голова гудела, a на сердце я испытывал неприятную тяжесть. Все же мне стало лучше, когда я вышел на свежий ночной воздух и направился хорошо знакомой мне дорогой к гостинице. Мне не встретилась на пути ни одна живая душа, кроме ночного сторожа, совершавшего по этому старинному городу свой ночной обход — как и встарь (по крайней мере, в описываемое мною время), с неизменными пикой и фонарем. Фонарь был ни к чему, так как волшебный лунный свет освещал улицы и крыши домов и причудливые орнаменты на старинных эркерах и даже надписи над дверями домов были видны, как днем. Ночь выдалась настолько чудесной, что я сделал приличный круг, прежде чем решился возвратиться в мою комнату, где днем было довольно душно. Я утешал себя надеждой, что горничная не забыла открыть окна.
Вернувшись в конце концов в гостиницу, я нашел дверь еще открытой, a портье мирно спящим в своей каморке. Я не стал нарушать его покой, поскольку ключ оставил в замке. Дорогу до лестницы, ведущей наверх, я мог бы найти и при тусклом свете газового фонаря без провожатого. Я был уверен в том, что этой ночью хорошо высплюсь, так как во всем теле чувствовал свинцовую усталость. Но, открыв дверь, я увидал нечто такое, что с меня мигом слетела вся моя мечтательная одурь, и я, вскрикнув от неожиданности, застыл на месте.
