Вот так жизнь и заканчивается. Казалось бы, что такое семьдесят четыре года? Будь он инженером или математиком, даже и не задумывался бы о маленькой трагедии, в которую превращается каждый день рождения. Им достаточно ясной головы. Но хирургу, не способному оперировать, прямая дорога на свалку. Кулау Цмирк поднял глаза на стену. Карина Мураций улыбалась ему неяркой, но теплой улыбкой, какой приветствовала входящих в аудиторию ее имени. Точно так же она улыбалась людям при жизни. Почему ты мертва, а я жив? – мысленно спросил он у ученицы. – Ни по таланту, ни по способностям я никогда не годился тебе в подметки. В двадцать пять, сопливым интерном, ты оперировала лучше, чем я на пике мастерства. Что бы ты сказала, узнав о моих проблемах? Какие бы слова нашла, чтобы успокоить? Ты бы нашла, я знаю. А может, даже и вылечить сумела бы… хотя нет, справиться с изношенными нервами и стареющим организмом не под силу даже молодой волшебнице.
– Между прочим, Калу, тебе давно пора домой.
От слишком громкого в тишине голоса доктор вздрогнул всем телом. Томара стояла у дверей, скрестив руки, и на ее лице держалось непонятное выражение: то ли сочувственное, то ли насмешливое, то ли еще какое.
– Подкрадываешься, как мадамукира, – проворчал Кулау, скрещивая руки на груди. – Вот устроишь мне инфаркт, будешь знать. Откуда ты взялась, Тома?
– Из воздуха сконденсировалась, – усмехнулась та. – Решила посмотреть, как ты самоистязанием занимаешься.
– Ну и как, насладилась? – почти враждебно буркнул хирург.
– Не слишком, – Томара посерьезнела. – Что, очень плохо с руками?
– Я больше не рискну встать к столу, – стараясь выдерживать ровный тон, ответил Кулау. – Вернее, уже давно не рискую, если сама не заметила. Ну, старость ловкости не прибавляет. Думаю, вообще пора на покой. Тома, скажи, ты не задумывалась о том, чтобы занять мое место? Вот кому бы я пост главврача передал с легким сердцем!
Томара подошла поближе и уселась на соседний стул.
– Нет, Калу, не задумывалась. Ты же знаешь, я предпочитаю делом заниматься, а не бумажки в дисплее листать. Да и потом, я ведь тоже не девочка. Мне шестьдесят пять, не забывай.
Шестьдесят пять… Кулау окинул коллегу критическим взглядом. Статная фигура, прекрасная и для тридцатилетней, черные как смоль волосы, легкие морщинки в углах глаз… На вид он дал бы ей сорок пять, много пятьдесят. Она не просто великолепно сохранилась для своего возраста – дряхлость, кажется, просто обходит ее стороной. Да и муж, Дентор Пасур, изредка наведывающийся из Сураграша, тоже не выглядит на свои шестьдесят с лишним. Впрочем, у гиганта-полицейского наверняка тролли в родне затесались, как известно, до ста пятидесяти без напряжения доживающие. Везет же некоторым!
