– Но, атара, что я могу сделать с Демиургами? – осторожно осведомился Юно.
– Разумеется, силой – ничего. Однако я рассказывала тебе, что Демиурги редко применяют грубую силу, и уж точно никогда – друг против друга и своих друзей. За миллионы лет существования они привыкли к решению проблем дипломатией и переговорами, а сила слишком часто разрушает сам предмет соперничества. В Игре дела обстоят иначе, но и там они добровольно связывают себя жесткими ограничениями. А ты неплохой дипломат, пусть даже тебе не хватает опыта. В критической ситуации твой голос может оказаться решающим. Вот почему я хочу отправить тебя в Хёнкон…
Атара осеклась и прижала руки ко рту.
– Ну, проговорилась! – сказала она с досадой. – Как ни старалась, все равно ляпнула. Юно, еще раз повторяю: все зависит исключительно от твоего желания. Я не хочу на тебя давить, и если откажешься, найду тебе множество занятий и в Ставрии. Важных и нужных занятий, обрати внимание. Сейчас меня интересуют лишь твои подлинные чувства. Очень прошу, мальчик мой, подумай как следует и дай ответ, который больше нравится тебе, а не кому-то другому, пусть даже мне.
Юно открыл рот, но атара оборвала его движением руки.
– Нет. Не сразу. Ну-ка…
Она стремительно поднялась, склонилась к нему и ладонями толкнула в плечи так, что Юно потерял равновесие и откинулся на спинку кресла.
– Теперь просто поразмышляй несколько минут. Раньше я тебя даже слушать не стану.
Юно вздохнул и полуприкрыл глаза. Что тут размышлять, если известно желание атары? Она – человек из другого мира. Старая, опытная и мудрая, веками исподволь направлявшая развитие страны. Матриарх. Старейшая. Женщина, заменившая мать. Даже если забыть, чем он ей обязан, атара гораздо умнее и прозорливее. Кто он такой, чтобы подвергать сомнению ее слова? А если учесть, что они вовсе не расстаются, то думать и вовсе не о чем.
Однако же… Из-под опущенных век он следил за по-прежнему плывущими на экране пейзажами. Камера уже описала полный круг, пройдясь по внешним пляжам Подды, брошенным жилым районам и остаткам затонувших когда-то плавучих ресторанов, и теперь снова скользила по проливу между островом и материком. Невольно он напрягся, пытаясь разглядеть свой старый дом. Где-то там в западной части города… Нет, бесполезно. В тех местах то и дело взлетали фонтаны пыли, отмечая разрушаемые здания. Наверное, их старое жилище пошло под слом одним из первых: оно и в день Удара не отличалось новизной, а за восемь с лишним лет без присмотра если и не развалилось, то сгнило почти полностью. И все равно сердце защемило старой полузабытой болью. Много лет назад он смирился, что родина мертва окончательно и бесповоротно. Что никогда больше он не вернется туда, умерев на чужбине. И вот старые чувства начали оживать. Внезапно ему страшно захотелось увидеть укромный уголок в парке на южном склоне Подды, где лет десять назад он вырезал на одинокой скамейке свои инициалы, переплетающиеся с инициалами подружки. Как же ее звали? Тин Лю Бао? Дзэн Цзяо Ма? Или те были ее подругами? Имя выветрилось из памяти, но зато сохранились таинственный полумрак, шепчущиеся кусты и деревья, обнаженное девичье плечо, прижавшееся к его собственному, и острое возбуждение, такое сладкое и стыдное…
