Она рассмеялась, а Бриш пристально посмотрел в ее переносицу.
— Где твой приятель? — спросила Люба, чувствуя какую-то неловкость от его не совсем обычного взгляда.
— Ушел смотреть секс-фильм.
— А ты-то чего теряешься?
— У меня нет валюты, — сказал Бриш. — Надеюсь, позволишь мне закурить?
— А что, у него есть валюта? — Люба взяла предложенную карамельку.
— У Аркашки есть все! Даже любимая женщина…
— Ну, Мишенька… ты что, ему завидуешь?
— Завидую, но не ему.
— Кому же? — Она тут же покаялась, что задала этот вопрос, но было поздно.
Он сильно вздохнул и вытянулся в кресле. Люба почувствовала, что краснеет.
— Ты, кажется, прекрасно знаешь, кому я завидую, — смелея, сказал он.
— Можешь не продолжать…
Она встала и поправила волосы.
— Нет, откуда он взялся, твой Медведь? — не унимался. Бриш. — Пришел, увидел, победил… И уши у него торчали, помнишь? Точь-в-точь как у медведя. Учти: ни у меня, ни у Славки Зуева уши так не торчали..
Люба начинала терять терпение. Она спросила:
— А как сейчас поживает Славик? Ты с ним встречаешься?
— Редко, но метко. После каждого автономного плавания мы пьем с ним в ресторане «Прага». Главным образом за ваше здоровье, мадам!
— Он женат? — Люба еле сдержала зевок.
— Конечно. Разве ты не знаешь его жену?
— Наталью? Еще чего!
— Вот и я говорю, что вы с ней приятельницы…
Он умел понимать повороты причудливой женской логики, но не заметил ее второй зевок. Наконец он встал — длинный, нескладный, вызывающий у нее жалость.
— Прошу пардону, я исчезаю… Адью… — Не касаясь ее, он приподнял на ладони ее волосы. — А ты такая же. Только еще больше похожа на Лопухину… Ту самую, с портрета Боровиковского.
Он ушел, и Люба, обманывая себя, подумала: «Почему он не женится?». Конечно, ей было давно известно, почему он не женится. Бриш был так же, как в школьную пору, влюблен в нее. «Но, Боже мой, как хочется спать!». Она едва нашла силы замкнуть дверь, раздеться и лечь в постель.
2
Почему раньше не замечалась эта медлительность? Трап двигался к самолету, как черепаха, стюардессы, казалось, еле переставляют ноги. Пограничники и те никуда не спешили. Но особенно долго пришлось ждать чемоданов. Отечественная неразбериха то тут, то там кидалась в глаза. Парижский рейс перепутался с брюссельским, две разнородные толпы слились воедино. «Многие „парижане“ уже никогда не увидят друг друга», — подумалось московскому наркологу Иванову, когда он встал в очередь к паспортному контролю. Итак, первая очередь. Первый толчок. Наконец, первые фразеологические единицы. «Ну и не возникай!» — твердо произнес верзила в бобровой шапке. Фраза была адресована бритому профессору. Стремясь к порядку около багажного эскалатора, профессор вступил было в пререкания, но от этого «не возникай!» сразу лишился дара речи.
