Разрозненные страницы | страница 50



То у других нехорошоу.

Я припоминаю, как однажды меня пригласили на обсуждение готового материала очередного номера «Крокодила».

В комнате редактора уже много народу: Лагин, Весенин, Абрамов, Ленч, Ардов, который за эти короткие минуты уже успел наострить и рассказать много смешного. Это происходит после войны, когда только что отменили карточки. Входит художник Ганф — остроумнейший человек в Москве, блестящий карикатурист. Здоровается с кем-то, оглядывает присутствующих, видит Ардова и ласково спрашивает:

— Ну, что, по-моему, судя по довольному выражению лица Ардова, он уже успел всех охватить своим хамством?

Собравшихся приглашают в зал. Переговариваясь, они рассаживаются. Одним из первых читает начало своего нового рассказа Виктор Ардов. Там идут такие строки (привожу по памяти): «Как человек аккуратный, Николай Авдеевич достал из кармана картонную обложку, в которой носил хлебные карточки, и протянул их продавщице. Она внимательно посмотрела на него…» В это время в тишине раздается тихий, деликатный голос:

— Витенька, а ведь карточки позавчера отменили!

Кое-кто приглушенно фыркает. И опять слышится очень ехидный голос Ганфа:

— Витенька, а все-таки над рассказом смеются.

Вот так всегда остро и неожиданно создавались страницы сатирических журналов.

О юморе

В детстве, когда мне приходилось слышать, как взрослые разговаривали со своими друзьями (я имею в виду старшую сестру Мусю и брата Ивана), я быстро усваивала их шутки. Например, девочки-подруги, если одна из них или мальчик уступали место, передавали или подавали книгу, благодарили так:

— Тронута, двинута, перевернута, опрокинута!

Мне казалось это так смешно, и я старалась повторить это своим маленьким товарищам. Они не понимали, а я воображала, какая я взрослая — понимаю.

Если брат читал, а ему загораживали свет от лампы или окна, он говорил:

— Исчезни! Не всякая пустота прозрачна!

Меня это прямо приводило в восторг: как это придумано! Конечно, пустота должна быть прозрачна, например графин, а вот нет — я загораживаю ему свет! И я скорее исчезала, а Иван продолжал читать.

Но как-то раз так случилось с сестрой Мусей, и он повторил эту фразу. Я была довольна: сейчас она скорее отойдет. А Мария осталась на месте и вдруг произнесла:

— Не всякая острота удачна!

Как здорово! Так сумела ответить! Но Ваня поднял голову и сказал ей:

— Для такой пустоты хватит этой остроты!

Сестра замолчала, а я ликовала и радовалась, что Иван так прекрасно, смешно придумал ответить и победил. А потом я одна, сама себе, повторяла: