Она и представить не могла, что он так изменился.
Пытаясь успокоить бьющееся сердце, Гвин остановилась в полутемном коридоре у задней двери, тихо стянула с рук перчатки и засунула их в карманы теплого стеганого жилета. Она радовалась тому, что он ее не видит. Пока не видит.
Алек был всего лишь в нескольких шагах от нее. Он стоял, облокотившись о регистрационную стойку, и был настолько увлечен телефонным разговором, что все еще не замечал ее пристального взгляда. Бледный свет, льющийся из окна, поблескивал на его густых, поразительно длинных — для него — волосах. Когда-то рыжие, за прошедшие годы они приобрели насыщенный каштановый цвет. Мягкий шерстяной свитер цвета вереска обрисовывал широкие плечи. Вся его фигура выглядела гораздо внушительнее, чем в ее воспоминаниях.
Она два года не была дома. И четыре года не виделась с Алеком. Все, что связывало их в эти годы, — открытки на Рождество и на дни рождения да несколько случайных телефонных звонков. И вот в одно мгновение четыре года превратились в четыре дня.
Гвин судорожно перебирала в уме подходящие фразы для того, чтобы начать разговор. А ведь она знала, что так и будет. Говорила себе, что ничего не поможет. Ей не надо было возвращаться. Никогда. Если бы существовало другое место, куда она могла бы поехать, она бы не вернулась.
И Алек — это только часть проблемы.
Вестибюль был пуст, впрочем, в этом не было ничего удивительного, учитывая, что осталась неделя до дня Благодарения. Тишину нарушали только отрывочные фразы телефонного разговора да потрескивание поленьев в камине. Свинцовое небо грозило снегопадом. Было не то чтобы холодно, но промозгло и сыро, особенно на ветру, который непрестанно дул с озер. Гвин знала, что постояльцев сейчас в гостинице нет. Впрочем, это было не совсем так — Мэгги упоминала о двух пожилых сестрах-близнецах, которые жили здесь уже третий месяц, причем за уменьшенную плату. У Гвин не хватило смелости сказать Мэгги, что это все-таки гостиница, а не пансионат.
Еще одна проблема, которую ей предстояло решить. Одна из многих проблем, подумала Гвин и тяжело вздохнула, оглядывая вестибюль, который когда-то был таким уютным. Неудивительно, что дела в гостинице идут столь плохо. Стены, в прошлом чистого кремового цвета, теперь выцвели до грязно-серого оттенка, какой бывает у воды, в которой мыли посуду. Несколько диванов и кресел с изношенной обивкой в тускло-коричневых тонах уныло жались друг к другу. Полдесятка расстеленных перед диванами восточных ковриков местами вытерлись до основы. Одно дело — антикварная мебель, и совсем другое — просто старье. Пока Гвин жила в гостинице, она не замечала этих признаков медленного повседневного обветшания. Но изменения, произошедшие за четыре года, буквально бросались в глаза. Еще немного — и это место придет в полный упадок.
