Алек. Бедный, недогадливый Алек. Гвин и Ангус, по крайней мере, знают, чего ждать друг от друга. А Алек и не подозревает о той тонне кирпичей, которые вот-вот обрушатся ему на голову. И вряд ли заметит их вовремя, чтобы отступить в сторону.
С очередным вздохом она снова набросилась на морковь. Сколько еще времени понадобится этим упрямым людям, чтобы понять, как сильно они любят друг друга?
Гвин сняла жилет и, не глядя, бросила на кресло-качалку, с незапамятных времен украшавшее ее комнату в мансарде. Потом устало опустилась на край кровати.
Она попала в петлю времени. Ничего не изменилось с тех пор, как она уехала. Ничего. В вестибюле не переставлено ни одно кресло, не повешено на стену ни одной новой картины. А здесь, в ее мансарде?.. Можно подумать, будто она знаменитость, чья детская комната оставлена в неприкосновенности для грядущих поколений.
Вцепившись руками в покрывало, Гвин смотрела на довольно посредственную акварель на стене. Та была нарисована ею в седьмом классе и по настоянию бабушки, которая не упускала случая похвалить внучку за любые успехи, вставлена в рамку. Лавина раскаяния обрушилась на ее измученную душу.
— Прости, Нана, — прошептала она.
Глаза защипало от слез. Гвин стиснула веки, проглотила комок в горле и сделала глубокий выдох, словно стремясь изгнать из своих легких все до единой молекулы того воздуха, которым она дышала в последние два года. Эти годы не принесли ей успеха, и она это понимала. Потому что на самом деле она, Гвин Робертс, была реалисткой — до тех пор, пока не поддавалась жалости к себе. Странно, но в то, что она реалистка, никто, кроме нее, не верил. Сколько она себя помнит, люди называли ее упрямой, своевольной, неуступчивой, неразумной. В лучшем случае — мечтательницей. Но несмотря на это, Гвин хорошо понимала, что произошло. Она сделала попытку добиться того, чего хотела, но потерпела неудачу и теперь вернулась домой зализывать раны. Все очень просто.
И в то же время совсем не просто.
Со вздохом встав с кровати, Гвин бесцельно подошла к своему старому письменному столу. Плюхнувшись на тростниковое сиденье стула, она открыла нижний ящик и вынула пачку пожелтевших пыльных листов. Программки спектаклей школьного драмкружка — «Суровое испытание», «Чучела и куколки», «Наш город», «Карусель». При желании она могла бы вспомнить почти каждую строчку каждой пьесы, в которой играла. Поначалу она относилась к театру как к отдушине, к возможности выразить те стороны своей натуры, которые не могли быть поняты ее твердолобым дедом. Она могла быть жестокой, грубой, злой и умела придавать все эти черты своему персонажу. К шестнадцати годам Гвин больше всего на свете хотела выступать на сцене. Она действительно хорошо играла и была уверена в том, что у нее есть талант. Не говоря уж о том, что драматический талант был ее единственным пропуском в другую жизнь.
