Годкам, притаившимся около ракетной установки, от раздирающего их на части хохота некоторое время было трудно дышать. Еле отошли. Отдышавшись, собрались было уже идти в кубрик делиться впечатлениями, как вдруг Шура Тагнер дернул Рому за рукав: «Гляди, Халидыч, идёт…»
И точно: по палубе, волоча за собой кувалду, шел матрос Халидов. Он шел к кнехту.
Слышалось, как он бормотал себе под нос: «Кто такой, а, слюшай?… Годок главней. Сказаль осадить… Прибой скоро…»
Халидов подошел к кнехту, занял исходную позицию, поплевал на ладони и, методично взмахивая кувалдой, стал терпеливо его осаживать.
Замполит на этот раз махать из иллюминатора уже не пытался. Прибежал наверх сразу и уже без кителя. Первым делом он попытался вырвать у Халидова кувалду. Но тот так просто сдаваться не собирался. Некоторое время матрос и замполит, молча сопя, тянули деревянную ручку кувалды каждый в свою сторону. Наконец победил опыт. Вырвав у матроса его инструмент, пошедший красными пятнами Большой Зам две минуты объяснял Халидову его положение на эволюционной лестнице развития. В продолжение всего монолога карась не отрывал целеустремлённых глаз от ручки отобранной кувалды, сжимая и разжимая здоровенный кулак и видимо обдумывая план действий. И если бы Большой Зам вовремя не перехватил взгляд Халидова и не сообразил бы тут же ретироваться вместе с кувалдой, то я уверен, что Халидов нашел бы способ осаживать кнехт при необходимости и самим Большим Замом. И думаю, в конце концов – осадил бы…
Большой Зам побежал тогда жаловаться командиру БЧ-5 Ериксонову, а годки, в свою очередь, поспешили изъять с верхней палубы ищущего подручный инструмент для осадки кнехта целеустремленного матроса. На всякий пожарный.
Как Хасан в партию вступал
Комиссар спрашивает революционного матроса:
– Что про меня матросы на корабле говорят?
– Да, птицей какой-то называют.
Комиссар, расплываясь в улыбке – Орел?
– Да нет.
– Сокол?
Да нет! Матрос стучит пальцем по обшивке.
Комиссар с обидой – Дятел что ли?
– Да нет!!
– А как?
– О, вспомнил! Долбо*б!!!
(Шутка юмора)
Шел тёплый месяц май 1987 года. Мой первый самый трудный год службы подходил к концу. Для Романа Фролова и ребят из его призыва наступила их третья, последняя весна на корабле. Для них не за горами было долгожданное возвращение домой. В это время полным ходом шла подготовка к ходовым испытаниям нашего, только что отремонтированного в заводе крейсера. Сверкая новыми деталями, начищенный и надраенный корабль ускоренными темпами готовился к своему первому выходу в море.
