Первая измена случилась так. На второй или третий день я познакомился с греческим инженером по имени Никос. Дело в том, что я и старпом оказались единственными из всего экипажа, кто мог сносно объясняться по-английски. Этот факт моей биографии всегда настораживал особиста. Бывало он, бдительно глядя мне в глаза, спрашивал: А зачем, доктор, вы так старательно изучали английский с первого класса, а? Я думаю, он усматривал в этом подготовку к измене Родине, задуманную мною еще в начальной школе. Сам-то он с большим трудом говорил даже по-русски. Меня постоянно звали, когда возникала необходимость объясниться с кем-нибудь из рабочих или инженеров верфи. Особист при этом всегда оказывался рядом, прислушивался и делал многозначительный вид, показывая, что он все понимает, о чем говорят, но по конспиративным соображениям скрывает свое знание иностранных языков. Так мы и познакомились с инженером-механиком Никосом, когда наш механик Витя не мог выяснить какой-то технический вопрос из-за языкового барьера.
Никосу не терпелось узнать, как живет у нас народ, что явно указывало на то, что он состоял платным агентом ЦРУ. По этому поводу мы напились с ним в моей каюте, где я ответил ему на все вопросы, которые его интересовали, хотя про план всей войны, я точно помню, молчал, помня о присяге и долге перед Родиной.
Когда мы вышли к трапу, поддерживая друг друга, нас встретил особист. По его лицу я понял, что меня ждет масса вопросов после того, как я провожу своего греческого собутыльника. И я не ошибся - их было действительно много. По содержанию вопросов я догадался, что уже давно нахожусь под колпаком и свой кредит политического доверия в глазах представителя КГБ утратил окончательно. Даже, конечно спьяну, мелькнула мысль, что как бы не пришлось просить политического убежища в Греции. Последующие визиты Никоса ко мне на пароход с целью продолжения совместного распития спиртных напитков, и мои встречи с ним в городских кафе, с той же, кстати, целью, по-моему, окончательно убедили нашего чекиста в том, что я рассказываю греку тщательно охраняемые секреты об устройстве нашего парохода, построенного немцами еще в 1962 году. У Никоса была своя маленькая винодельня, и поэтому, как вы понимаете, с алкоголем у нас проблем не было. Я по сей день подозреваю, что Хасаныча просто мучила зависть.
Выход в город моряков бдительного нашего очень волновал. Проще, конечно, было запретить сход на берег. Но за полгода стоянки народ мог и взбунтоваться, и, опять же, перед иностранными державами зазорно. Мы же тогда были дети свободной коммунистической страны. Поэтому ему пришлось примириться с тем, что после рабочего дня, да и днем тоже, моряки, свободные от вахт, болтались по городу, сидели по ресторанчикам, купались и загорали на пляже, а самое страшное - постоянно общались с жителями центра мирового шпионажа и тем самым подвергались угрозе вербовки в шпионы. Поначалу он пытался нас инструктировать: как держать себя в капиталистическом городе, у него был в этом вопросе очень богатый опыт (он всю жизнь прослужил на Северном флоте на подводной лодке). Но потом перестал давать инструкции, обидевшись на слова нашего гражданского радиста Серафимыча. Евгений Серафимыч за 20 лет работы на наших судах обошел, в прямом смысле слова, весь белый свет и смысл жизни для себя давно постиг. А потому всегда держал в крови необходимый для душевного равновесия уровень алкоголя. Во время очередного инструктажа Серафимыч дал простой и гениальный совет:
