— Правильно, и этого еще мало, чтобы создать между нами и крабами огненную преграду.
— К вечеру устроим большой костер, полукругом. А теперь — за работу.
— Но я же умираю от голода! — воскликнул Меринос.
— Ладно, ладно, за работу, нам есть чем заняться.
Тотор подошел к нарвалу и ловко отрезал чуть ниже ребер огромный кусок мяса.
— Тут не меньше десяти фунтов… Нацепи-ка это на вертел и сунь в огонь.
Американец посмотрел на толстый, плотный, малоаппетитный кусок мяса и проворчал:
— Должно быть, как подошва.
— Молчок! При наших-то зубах и голодном брюхе! Еще бы щепотку соли кинуть, так только пальчики оближешь! Живей к плите, поваренок!
— Но я пить хочу!
— Я тоже. И неудивительно, крутиться у такого огня, да еще при сорока градусах!.. Черт побери, да мы идиоты!
— Ну уж, клевета!
— Нет, повторяю: круглые дураки! Нам даже в голову не пришла самая очевидная вещь.
С этими словами Тотор подошел к пальме, глубоко прорезал кору и пояснил:
— Похоже, тут много сока. Говорят, он начинает течь, как только проткнешь кору. Это называется пальмовое вино. Неплохо будет получить полштофа, чтобы оросить наше жаркое!
Прошло несколько минут. Вскоре жидкость, прозрачная, как ключевая вода, потекла из надреза тонкой струйкой.
Тотор всосал ее губами, причмокнул языком и воскликнул:
— Потрясающе! Божественный напиток! Прохладный, сладкий, вкусный и в горло проскальзывает, как бархатный.
— Да ты прямо дьявол!
— Не льсти мне! Давай прикладывайся к крану! Не захлебнись и, главное, не задирай носа, а то шибанет если не в голову, то в нос!
И пока его друг жадно пил, неисправимый болтун продолжал:
— Хм, кто бы сказал, что мы получим пальму в кормилицы, когда у нас уже усы пробиваются!
— Благодаря тебе, мой дорогой, мой славный Тотор, мы стали весьма достойными робинзонами, и я вновь начинаю надеяться.
— Что это, аперитив на тебя так подействовал? Ну, тем лучше. А теперь за работу!
Утолив жажду, Гарри умело приступил к установке вертела. А парижанин занялся не столь приятным делом. Он возвратился к нарвалу и решительно вспорол ему брюхо. Часть кишок выпустил наружу, быстро отсек несколько метровых кусков, разрезал их в длину на тонкие ремни, натер жиром и принялся мять, размягчать, и пробовать на прочность, затем намотал на камни и наконец сказал:
— Будет прекрасная бечева! Есть уже двадцать пять или тридцать метров, sufficit![76]
Проделав все это, парижанин проговорил:
— Теперь нужно изготовить иглу. Конечно, не стальную, хотя бы деревянную.
