В польских лесах | страница 19
Тосковала Ландана по Кракусу, ждала его, долго ждала, выплакала ночами свои голубые глаза — Кракус не возвращался. Лесной царь не мог спокойно видеть ее горе, осушал ее слезы своими поцелуями.
Тогда и родилась Ванда, дитя воды, с зелеными глазами. Годы проходили, Кракус точно в воду канул, и Ванда, прекрасная, как солнечное сияние, росла с печалью в душе, тоскуя по отцу. Со снежных гор, из-за Вислы надвинулись полчища чужеземцев, нахлынули, словно саранча. Страх напал на волосатых людей, и они воззвали к Ванде:
— Царствуй над нами!
Собрала Ванда войско на берегу реки, ждала врага и воспевала Вислу. Коснется пальцами арфы — станет трава пробиваться, станут деревья цвести, лес и река начинают ей вторить…
Враг замедлил шествие своих легионов. Принц Ритингер вышел к Ванде, воткнул свой меч глубоко в землю и склонился перед девушкой:
— Прекрасная принцесса, в бурю мои ладьи еще никогда не причаливали к берегу, мои люди смеются над ветром, смеются над снежными горами… Смотри — за моим кровавым мечом тянутся стаи воронов… Прекрасная принцесса…
Ванда подняла глаза:
— Я не буду твоей, проклятый тевтон!
Принц вытащил свою шпагу из земли, трижды дал сигнал, но его войско, очарованное красотой Ванды, не трогалось с места. С горя и стыда принц бросился в Вислу.
— Теперь я стану твоей! — воскликнула Ванда.
Так она превратилась в повелительницу Вислы».
Глава V
РЕБ ИЧЕ — КАББАЛИСТ
Мордхе стоял у окна, глядя на реб Иче, который сидел за дубовым синагогальным столом, погруженный в изучение Торы.
Реб Иче было уже за тридцать. Высокий, худой человек с черными, глубоко посаженными глазами, с восковым лицом, черной густой бородой и белозубой улыбкой, он был каббалист и знаток хасидизма. Таких евреев больше нет. Они появились когда-то вместе с хасидизмом. С талесом[19] и тфилин под мышкой они странствовали из города в город, где жили евреи, толковали о хасидизме и своей глубокой верой покорили Польшу, Галицию, Волынь. Когда прекратилась борьба между миснагедами и хасидами и хасидизм овладел еврейством, исчезли эти люди с хасидским умом. Прежние ребе редко передавали свое звание детям; каждый ребе имел учеников, молодых людей, которых он воспитывал, которым разъяснял сущность хасидизма, отвлекая их от бытия материального мира. После смерти ребе хасиды ездили к его ученикам.
Реб Иче был приближенным ребе из Коцка. И хотя он избегал людей, искал уединения, все, кто так или иначе соприкасался с ним, любили его. Он держал себя просто, не поучал и не критиковал окружающих — даже если они этого заслуживали — и для каждого находил доброе слово. Его взгляд мгновенно проникал в душу человека, он тотчас понимал то, для чего другому нужны годы, то, что большинство людей вообще не способны понять. Каждый, кто вел с ним беседу, чувствовал, что реб Иче может заглянуть в тайное тайных его души; любой грешник открывал реб Иче свое сердце, как ребенок — матери. Уходя от него, редко раскаивались, но хотели как можно скорее снова встретиться с ним.