Наверно, она последняя видела их... В сорок третьем году. Они лежали на простыне – длинные, стройные мужские ноги, поросшие коротким золотистым пушком, Володя спал в одних трусах, одеяло сбилось и открывало его плоский и твердый, как доска, живот. В комнате было хорошо натоплено, но Инесса, которая так и не заснула до утра, встала со своего диванчика, обогнула стол, прикрыла Володю – она уложила его на хозяйкину кровать – байковым застиранным одеялом. Прикрыла, коснувшись жестковатого пушка на ногах, гладкой теплой кожи на животе. Волос, упавших ему на лоб, она не тронула, задержала руку на полпути. И губами не коснулась сомкнутых во сне губ, преодолев желание, устыдясь его и едва не заревев оттого, что все у них так нескладно получается...
... Метро в те годы в Москве ходило полупустое. Даже в часы пик в нем не было толкотни. А уж в девять вечера, когда накануне Инесса вошла в вагон на «Маяковской», и вовсе. Она увидела свободное место, села, ни на кого не глядя, – какие уж у нее тогда были заботы, но были, – и отчего-то вдруг отвела глаза от противоположного темного стекла, за которым мелькала цепочка тоннельных огней, и перевела взгляд на дверь, возле которой, лицом к Инессе, стоял военный в желто-зелено-бурой маскировочной плащ-накидке. Он был единственный в вагоне военный – высокий, статный молодой парень. Возможно, Инесса повернулась к нему потому, что краем глаза увидела отражение в стекле? Или потому, что все в вагоне поглядывали на него? Фронтовиков в Москве умели отличать от всех прочих военных, в пустом вагоне метро фронтовик не мог ехать без того, чтобы не обратить к себе взоры, у каждого человек с войны вызывал какие-нибудь чувства, сложные и волнующие.
Но, скорей всего, все-таки она перевела взгляд от бегущего за черным стеклом тоннеля на молодого фронтовика, потому что человек этот пристально, очень уж пристально глядел на нее...
Потом Инесса помнит, как стояли они перед всем вагоном, посредине, и как какая-то женщина смотрела на Инессу и плакала. Отчего она плачет, Инесса никак в толк не могла взять.
Безусловно, это было чудо – в громадной Москве оказаться в одном вагоне метро!.. Она же (или он) могла сесть в следующий поезд или в предыдущий. В другой вагон. Даже если бы она вошла в соседнюю дверь и оказалась бы вон в том конце, он мог не увидеть ее...
Она ехала на «Сокол», где снимала угол, и он ехал на «Сокол». Там было какое-то военное общежитие. От метро и до самого ее дома они, кажется, молчали. Поспешно выяснив что-то самое важное, умолкли... Инесса открыла своим ключом входную дверь. Двухэтажный коттедж был пуст. Хозяйка с утра ушла на завод на сутки. Соседи с первого этажа эвакуировались; на фронте были сыновья верхней жилички, а сама она переселилась к дочери на Покровку.
