— Гони! Гони его! — в ужасе закричал Деметрий.
Филарх покорно повернулся.
— Подожди! — воскликнул Деметрий, немедленно протрезвев. — За каждым моим шагом следят. Через месяц в сенате станет все известно!
— Прикажи закрыть гавани, — посоветовал Филарх.
— Ты издеваешься! — рассвирепел Деметрий. — Ромейский соглядатай пролезет в любую щель. Меня сгноят в тюрьме, как Персея.
Он бессильно склонил голову.
— Государь! Тебе плохо? Позвать врача?
— Какого врача?! Чтобы он увидел Филиппа у меня в передней?!
Филарх вопросительно посмотрел на Деметрия.
— Я придумал, — сказал тот, с усилием поднимая голову. — Скажи этому Филиппу, что бежишь за врачом, а сам — за стражниками! Пусть свяжут самозванца и доставят в закрытой повозке в Лаодикею. Поедешь с ними и проследишь, чтобы ночью его посадили на наш сторожевой корабль. Нет! Поедешь сам до Остии и сдашь самозванца претору. Пиши. — Филарх взял папирус и каламос. — «Примите задержанного в Антиохии самозванца, объявившего себя Филиппом. С почтением, Деметрий, сын Селевка, воспитанник Рима». Написал?
Филарх кивнул головой.
— Не забудь поставить мою печать. Вот теперь в Риме поймут, на кого можно положиться. А теперь иди. Что ж ты стоишь? Иди!
«Публий Сципион Полибию желает радоваться!
Ты просил меня писать, и я выполняю твою просьбу тем охотнее, что с того времени, как покинул Рим, мысленно все время с тобой.
Итак, я на войне, как говорят мои бывалые товарищи по оружию, самой странной и страшной из войн, в какой им приходилось участвовать. На самом деле, последняя из наших войн, война с Персеем, длилась неполных три года. Здесь же войне не видно конца. Ни одна из битв не может решить ее исхода. Консул Тиберий Семпроний Гракх, да будут к нему милостивы маны, в своей реляции сенату заявил, что разрушил триста городов кельтиберов[87] и завершил войну. То, что он назвал городами, это крепости, которые восстанавливаются после их разрушения уцелевшими кельтиберами. Война то утихает, то разгорается, как пламя костра. Поэтому я бы назвал ее огненной войной. Так же как для огня нет разницы между временами года и суток, у этой войны нет никаких правил и ограничений, я бы сказал, никаких законов, лишь бы было чему гореть.
А теперь я расскажу тебе о деле под Интеркатией. Это укрепленное поселение племени ваккеев[88]. Консул приказал разбить лагерь, и едва воины вырыли ров, насыпали вал, укрепили его кольями, как из ворот Интеркатии выехал вперед великан на низкорослом, как у всех испанцев, коне. Ноги его едва не касались земли, панцирь на его груди пламенел в лучах заходящего солнца. Приблизившись к нам на полет стрелы, он сорвал с головы шлем, так что длинные волосы рассыпались по его плечам, и что-то громко выкрикнул на своем варварском языке.
